Морской ястреб

– Тысяча шестьсот! – воскликнул далал, скорее от удивления, чем сообщая о цене. Затем, поборов свое волнение, он благоговейно наклонил голову и произнес свой символ веры: – Все возможно для аллаха. Хвала ему, посылающему таких щедрых покупателей.

Он повернулся к расстроенному Аюбу, такому убитому, что глядя на него, Тсаманни почти утешился в своей собственной неудаче, вкушая сладость мести.

– Что скажешь ты теперь, о прозорливый визирь?

– Скажу, – пробормотал Аюб, – что раз он так богат милостью шайтана, он не может не победить.

Но не успел он произнести этих оскорбительных слов, как огромная рука Сакр-эл-Бара схватила жирного визиря за шиворот и по толпе пронесся ропот одобрения Сакр-эл-Бару.

– Ты говоришь «милостью шайтана», ты, бесполая собака, – крикнул он, так сильно сжимая шею визиря, что тот вопил и извивался от боли. – Задушить мне тебя, отец лжи, или бросить твое жирное тело на дыбу, чтобы ты знал, что подобает делать мужчине. – И с этими словами он ткнул дерзкого малого лицом в землю.

– Пощади, о пощади, великий Сакр-эл-Бар! – кричал визирь.

– Откажись от своих слов, гадина. Сознайся, что ты лжец и собака.

– Я отказываюсь, я подло солгал. Твое богатство послано тебе аллахом за твои славные победы над неверными.

– Теперь ступай отсюда, прежде чем мои морские ястребы разорвут тебя своими когтями. Ступай.

Аюб быстро исчез под насмешки толпы и издевательства Тсаманни, а Сакр-эл-Бар снова повернулся к далалу.

– За тысячу шестьсот филиппок эта рабыня твоя, о Сакр-эл-Бар, господин ислама. Да увеличит аллах твои победы.

– Заплати ему, Али, – коротко сказал корсар и подошел ближе, чтобы получить свою покупку.

В первый раз, с тех пор, как он видел ее в каюте на караке, стоял он лицом к лицу с Розамундой.

– Пойдем, – сказал он по-английски, смотря на нее с жестокой усмешкой, которая еще усиливала ее ужас.

Она, словно ища защиты, отшатнулась к далалу, но Сакр-эл-Бар, подошел ближе, схватил ее за руки и почти швырнул ее нубийцам Абиаду и Заль-Зеру, сопровождавшим его. – Закройте ей лицо, – приказал он, – и отведите ко мне домой. Ступайте.

Глава XI Правда

Солнце быстро опускалось к горизонту, когда Сакр-эл-Бар с нубийцами и несколькими корсарами подошел к воротам своего белого дома на возвышенности Баб-эл-Уэба, за стенами города.

Когда Розамунда и Лайонель, пройдя темный и узкий вход, очутились в обширном дворе, на синем небе отражались бледнеющие краски умирающего дня и звучал голос муэдзина, призывающего правоверных к вечерней молитве.

Рабы принесли воды из фонтана и Сакр-эл-Бар так же, как его люди, совершил омовение, и опустился на коврик, чтобы произнести вечернюю молитву, а корсары подстелили для этой же цели снятые с себя плащи. Нубийцы повернули рабов спиною, чтобы их взгляды не оскверняли молитвы правоверных. В прохладном воздухе был аромат жасмина и лаванды. Сакр-эл-Бар, окончив молитвы, отдал короткий приказ и вошел в дом. Нубийцы последовали за ним по узкой лестнице, подталкивая впереди себя своих пленников, и таким образом ввели их на крышу, место которое в восточных домах предназначается женщинам. У южной стены, поддерживаемый двумя огромными пиками, был натянут тент. Под ним стоял диван с шелковыми подушками и мавританский столик из черного дерева с перламутровыми и золотыми инкрустациями. Лайонель и Розамунда посмотрели друг на друга. В тусклом свете лица их были призрачно бледны. Нубийцы словно статуи стали у двери на лестницу. Мужчина застонал и сжал руки. Его разорванный пополам камзол был временно стянут обрывками пальмовой веревки.

– О боже, чтобы с вами должно было это случиться, – воскликнул он, обращаясь к Розамунде, – чтобы вам пришлось выстрадать то, что вы выстрадали. Какое унижение, какая варварская жестокость! – Он закрыл измученное лицо руками.

Она нежно прикоснулась к нему.

– То, что я выстрадала, не имеет значения, – сказала она, и голос ее был удивительно нежен и спокоен. – Разве я не говорила вам, что Годольфины мужественный род. Что и доказала теперь Розамунда. Не жалейте обо мне, Лайонель, мои страдания уже кончились, или близятся к концу. – Она странно улыбнулась. – Ее улыбка напоминала ту, которая бывает на лицах мучеников, когда свершается их судьба.

– Каким образом? – спросил он удивленный. – Каким образом? – повторил он.

– Разве нет возможности покончить с тяжестью жизни, если она становится непосильной?

Его ответом был стон. Он только и делал, что стонал с тех пор, как они были доставлены на берег, и если бы она была в состоянии размышлять, она увидела бы, что человек мужественный скорее старался бы ободрить ее, чем взваливал бы собственные страдания на ее плечи.

Вышедшие рабы внесли четыре огромных факела, которые они вложили в железные подсвечники, прикрепленные к стене. Они бросали на террасу мрачные багровые отблески. Рабы удалились, и вслед за тем из черного отверстия двери между нубийцами показался Сакр-эл-Бар.