— Мы с «Южного Ветра», — представился Ярви. — Пришли вниз по Запретной из Калейва.
— Я Орнульф, капитан «Матери Солнце».
И он кивком указал на потрепанный непогодой корабль.
— Два года тому мы пришли из Ройстока. С той поры мы торговали по весне с алиуками и собрали товар — всем на зависть товар! И специи, и бутылки, и бусы, и прочие женские сокровища — за них бабы душу бы отдали!
И он горько покачал головой.
— И был у нас склад в городе, и прошлой ночью он сгорел дотла. Все погибло. Был товар — и нет товара.
— Мне очень жаль, — быстро отозвался Служитель. — И все же боги пощадили ваши жизни.
— Потому-то мы и хотим убраться отсюда подальше, а то и их потеряем.
Где-то особенно пронзительно, аж волосы дыбом встали, завизжала женщина. Ярви нахмурился:
— А что, здесь всегда так?
— Вы не слыхали, что ль? — удивился Орнульф. — Императрица Теофора вчера ночью преставилась.
Отец Ярви как-то разом сник и слабым голосом спросил:
— А кто ж сейчас правит?
— Слыхал я, что на трон посадили ее племянницу Виалину семнадцати лет от роду. Ее-то и короновали тридцать пятой Императрицей Юга, — фыркнул Орнульф. — Но я почему-то не получил приглашения на празднество.
— Так кто же правит? — снова спросил Ярви.
Северянин быстро отвел глаза:
— Сейчас — толпа. Пока закон спит, народ сводит друг с другом счеты.
— Я так понимаю, народ здесь любит это дело, — хмыкнул Ральф.
— Еще бы, обиды здесь помнят, от дедов к сынам и внукам память передают. Вот с этого-то пожары и пошли — один купец решил другого купца пожечь, из мести. Клянусь, у них могла бы праматерь Вексен злопамятству поучиться…
— А вот на это я бы не закладывался, — пробормотал отец Ярви.
— Дядя юной Императрицы, герцог Микедас, пытается взять власть в свои руки. В городе полно его солдат. Он говорит — для спокойствия горожан в переходный период, ага…
— В переходный период к чему? К тому, что он станет править?
Орнульф проворчал:
— Я думал, ты здесь в первый раз…
— Куда бы ты ни приехал, — пробормотал служитель, — власть предержащие везде одинаковы…
— Возможно, герцог наведет порядок, — с надеждой проговорил Бранд.
— Ему мечей пятьсот понадобится, чтобы только в порту порядок навести, — тяжело уронила Колючка, глядя на мечущуюся толпу.
— У герцога мечей предостаточно, — отмахнулся Орнульф. — Но северяне ему не по нутру. Если у тебя есть патент от Верховного короля, ты тут как сыр в масле катаешься. А у таких, как я, его нет, и мы отсюда выметаемся, пока налогами не обложили — до штанов же разденут…
Ярви плотно сжал узкие губы:
— С Верховным королем у нас не самые лучшие отношения.
— Тогда отправляйся обратно на север, дружище, не мешкай.
— Отправишься на север — попадешь прямиком в сети к князю Варославу, — сказал Бранд.
— Он что, до сих пор не выпускает корабли? — И Орнульф свирепо дернул себя за обе косы, в которые была заплетена борода. — Да проклянут их боги, этих стервятников, нигде нет спасения! И как тут быть честному вору?
Ярви передал ему что-то, и Бранд разглядел, как блеснуло серебро.
— Если честный вор — человек здравомыслящий, он пойдет к королеве Лайтлин в Гетланде и скажет, что его отправил к ней ее служитель.
Орнульф вытаращился на свою ладонь, потом на сухую руку Ярви, а потом снова на него:
— Ты отец Ярви?
— Да.
И тут строй воинов стал оттирать толпу от ворот, хотя людям некуда было отступать.
— Я приплыл сюда ради аудиенции у Императрицы.
Ральф тяжело вздохнул:
— Ну, ежли только Теофора не услышит тебя сквозь Последнюю дверь, говорить придется с Виалиной.
— Императрица умерла в самый день нашего приезда. — Бранд наклонился поближе, чтобы не повышать голос. — Каково теперь твое мнение об удаче?
Отец Ярви испустил длинный вздох. В это время груженая телега съехала с причала и грохнулась в море, лошадь с оборванной упряжью лягалась, выкатив обезумевшие от страха глаза.
— Удаче? О, удача нам совсем не помешает…
За троном
— Я на шута похожа, — рявкнула Колючка, широко шагая по людной улице следом за отцом Ярви.
— Ничего подобного, — живо возразил он. — Глядя на шутов, люди улыбаются. Не твой случай, милая…
Он заставил ее вымыться, а еще заварил какую-то резко пахнущую траву и облил ей голову — чтобы вывести вшей. И теперь она чувствовала себя в новой необмятой одежде голой и даже ободранной, на манер тех несчастных, что висели в порту Калейва. Сафрит выстригла ей полголовы до аккуратной щетинки, потом долго драла костяным гребнем колтуны на другой половине, потом плюнула и бросила это дело, тем более что у гребня три зубчика вылетело. И она выдала Колючке тунику из какой-то выкрашенной в ярко-красный, прям как кровь, цвет ткани, с вышивкой золотом по воротнику, такой тонкой и мягкой, словно на тебе вовсе ничего не надето, а когда Колючка потребовала свою старую одежду, Сафрит показала на кучу горящих тряпок и поинтересовалась, действительно ли она желает снова надеть это.