Море Осколков

— Вот что я тебе скажу. Перестань говорить о войне, отец Ярви. Возвращайся в Гетланд и сделай дорогу гладкой для Отче Мира, ведь таков долг мудрого служителя.

— Я и моя команда можем покинуть Калейв, великий князь?

— Разве могу я силой удержать служителя Атиля? Это тоже было бы… недипломатично.

— В таком случае я покорнейше благодарю за оказанное гостеприимство и за данный совет, столь полезный, сколь и утешительный для моего сердца. Но мы не можем вернуться назад. Мы должны со всей поспешностью плыть в Первогород и просить о помощи там.

Колючка покосилась на Бранда: тот сглотнул. Плыть в Первогород! Да это ж на другом конце света! А в ней всколыхнулась радость — здорово! Ну и страшно немного стало, не без этого.

Варослав лишь презрительно фыркнул:

— Ну, желаю удачи. Боюсь, правда, что от Императрицы вы ничего не получите. К старости она стала еще набожнее и не желает иметь дела с теми, кто не поклоняется ее Единому Богу. Все, что ее интересует, — это бормотание ее служителей. И кровь. Свежая кровь, которую она так любит проливать. Да, и еще эльфьи реликвии. Но чтобы заслужить ее благоволение, придется подарить ей нечто невиданное по силе и могуществу.

— О, великий князь, разве могу я отыскать подобную вещь?

И отец Ярви низко поклонился — ни дать ни взять сама невинность и скромность.

Однако Колючка видела его улыбку — и она была полна коварства и хитрости.

Часть III Первогород

Удача

Только боги знают: за время путешествия Бранд разочаровался в столь многих вещах, что из них можно было бы собрать приличную кучу. Все оказалось совсем не так, как в историях, что шепотом рассказывали у очагов, и в песнях, что гордо распевали в Торлбю. А еще он узнал, что в историях и песнях про кучу всего вообще не рассказывают!

Например, никто не рассказывает о топях в устье Запретной! И тучах кровососущих насекомых над ними. Никогда не забыть эти серые утра, когда просыпаешься в луже и весь в блямбах от укусов…

Или вот взять бесконечно тянущиеся берега Золотого моря — про них тоже ни слова! А там они заходили в крохотные нищие деревеньки за низенькими нищими оградами, где отец Ярви торговался на странных языках с пастухами, чьи лица солнце выдубило, подобно кожам. Или о галечных пляжах, где команда выставляла кругом плюющиеся искрами факелы и лежала, не смыкая глаз, дергаясь от каждого звука — не идут ли бандиты, ведь они наверняка таятся прямо за границей света и тьмы…

А еще за ними ползла память о схватке с коневодами, и Бранда во снах преследовало лицо человека, которого он убил, и он слышал удары стали о дерево и просыпался в холодном поту.

— Вам смерть пришла!

Бранд просыпался в душной темноте, но слышал лишь громкий стук собственного сердца и тихий стрекот цикад. О сожалениях и горькой памяти в песнях тоже не пели.

А еще в песнях ни словом не упоминали скуку. Каждый день одно и то же: гребешь и гребешь в виду холмистого берега, и так проходит неделя за неделей. А еще накатывала тоска. Он беспокоился за сестру и до слез скучал по вещам, которые всегда ненавидел. Каждый день Скифр отлаивала команды и гоняла Колючку, а Колючка гоняла по очереди всех членов команды — и Бранда в особенности. А Колл каждый день донимал отца Ярви вопросами про растения, раны, политику, историю и пути Отче Месяца на высоком небе — и отец Ярви отвечал и отвечал. Ссадины, тошнота, солнечные ожоги, жара, мухи, жажда, вонь человеческого тела, стершиеся до дыр на заднице штаны, Сафрит, скупо отмеривающая провизию, зубная боль Доздувоя, бесконечные истории о том, как Фрор заработал шрам, каждый раз разные, тухлая еда, понос, мелкие свары, постоянный страх перед каждым встречным, а самое худшее — понимание, что на пути домой каждую милю пути их ждет ровно то же самое.

Да, его разочарования, горести, обиды и несбывшиеся мечты можно было сложить в высоченную кучу.

Но Первогород… о, Первогород превзошел все его ожидания.

Он раскинулся по обеим сторонам широкого мыса, который далеко, на несколько миль, вдавался в пролив — белокаменный, с гордыми башнями и крутыми скатами крыш, высокими пролетами мостов и крепкими стенами в кольце крепких стен. А надо всем парил Дворец Императрицы — сплошные сверкающие купола твердыни столь огромной, что туда можно было бы засунуть Торлбю, и еще осталось бы место для парочки Ройстоков.

А еще по всему городу горели огни, разноцветные! Красные, желтые и голубые, и они подсвечивали голубые вечерние облака, и отливали нежным розовым, и отражались в мелкой волне, на которой покачивались корабли изо всех стран мира, подобные пчелам в огромном улье.