Тут Варослав дернул головой в сторону тоненькой служанки с кошелем на шее:
— Вот знак нашей благосклонности к юным и славным.
И она вытащила что-то из кошеля и вложила в ладонь Бранда, а потом и Колючки. Здоровенную монету грубой чеканки, с выбитой фигурой вздыбившейся лошади. Золотую. Монету красного золота. Колючка сглотнула: это ж скоко такая стоит?! И поняла, что никогда раньше не держала такую сумму денег в руке.
— Ты слишком щедр, князь, — прохрипел Бранд, уставившись на золотой выпученными глазами.
— Великие деяния взывают к великой щедрости. Иначе к чему растить и кормить человека?
И Варослав перевел немигающий взгляд на Ярви:
— И ежели таковы младшие гребцы на твоем корабле, то что же мы можем ожидать от сильнейших?
— Осмелюсь сказать, что некоторые из них способны истощить твою казну в мгновение ока, великий князь.
— Но в самой сильной команде есть черные овцы. Не всем быть праведниками, правда, отец Ярви? Особенно тем, что поставлены властвовать.
— Имеющий власть всегда держит одно плечо в тени.
— Так и есть. Как поживает жемчужина севера, твоя мать, королева Лайтлин?
— Она более не мать мне, великий князь, ибо я оставил родство и семью, когда принес присягу Служителя.
— Странные у вас, северян, обычаи, — и князь лениво потрепал пса по загривку. — Я думаю, что узы крови словом не разрубишь.
— Слово истины острей, чем клинок. Слова клятвы — из таких слов, великий князь. Королева ждет ребенка.
— Наследника Черного престола? Такая новость на вес золота в нынешние скверные времена.
— Все пребывают в радости и веселии, великий князь. Королева часто изъявляла желание снова посетить Калейв.
— О, пусть не торопится! Моя казна понесла страшные убытки в ее прошлый приезд, и мы до сих пор не сумели возместить их!
— В таком случае… возможно, нам следует заключить соглашение, которое бы возместило убытки — и более того, наполнило казну доверху?
Повисло молчание. Варослав поглядел на женщину, и та осторожно пошевелилась. Монеты на платке забрякали.
— Так ты за этим приехал, отец Ярви? Ты хочешь наполнить нашу казну доверху?
— Я ищу помощи.
— Вот оно что. Ты тоже ищешь доли великих мужей среди богатств этого мира.
Все снова замолчали. Колючка поняла: это ведь игра. Словесная, но такая же искусная, как финты и уловки на тренировочной площадке. И даже более опасная.
— Что ж, назови то, что ищешь. Если это, конечно, не союз против Верховного короля в Скегенхаусе.
Улыбка отца Ярви не померкла.
— Я должен был сразу понять: от глаз великого князя правды не скроешь, ибо он зрит сразу в корень. Я — и королева Лайтлин, и король Атиль — опасаемся, что Мать Война может все же раскрыть свои крыла над морем Осколков. А ведь мы этого не хотим, совсем не хотим! У Верховного короля множество союзников, и мы ищем, как уравновесить это. Те, что наживают богатства торговлей с теми, кто плавает вверх и вниз по Священной и Запретной, возможно, должны будут выбрать сторону…
— Воистину, я далек от того, чтобы выбирать сторону. Ты же видел — у меня множество дел, множество врагов, и я не смогу помочь тебе — ибо сам нуждаюсь в помощи.
— Могу ли я спросить: а Верховному королю ты сможешь помочь?
Князь прищурился:
— Ты не первый служитель, что прибыл на юг с таким вопросом…
— Не первый?
— Мать Скейр побывала здесь с месяц назад.
Тут отец Ярви замолчал. Потом спросил:
— Служительница Гром-гиль-Горма?
— По поручению праматери Вексен. Она пришла сюда в сопровождении дюжины солдат Верховного короля и сказала, что как бы чего не вышло, ежели я захочу вывести корабли в море Осколков. Я бы даже сказал — угрожала мне!
Лежавшая под скамьей псина подняла голову и грозно заворчала, с длинных клыков ниточкой стекала слюна и шлепалась на пол.
— Здесь. В моих палатах. Мне бы очень хотелось содрать с нее кожу на площади, но… это было бы недипломатично.
И он что-то прошептал, успокаивая собаку.
— Значит, мать Скейр уехала целой и невредимой?
— А что мне было делать? Она путешествовала на корабле со знаком Верховного короля на носу и отбыла в Первогород. И хотя твое обхождение мне нравится больше, чем ее, боюсь, я смогу дать тебе то же самое обещание.
— Какое же?
— Я готов в равной мере помогать всем моим добрым друзьям на берегах моря Осколков.
— То есть не помогать никому.
Князь Калейвский улыбнулся, и Колючку продрал холодок страха.
— Ты известен как муж большой хитрости и коварства, отец Ярви. Уверен, тебе не нужна помощь с тем, чтобы правильно понять мои слова. Ты знаешь, каково мне. Я сижу между коневодами и великими лесами. Между Верховным королем и Императрицей. На перекрестке всех дорог — и посреди неисчислимых опасностей, которые грозят сокрушить меня.
— Таков общий удел — всем грозят опасности.
— Но князь Калейвский должен иметь друзей на востоке, на западе, на севере и на юге. Князь Калейвский желает, чтобы мир находился в равновесии. Это ему на руку. Князь Калейвский желает переступать через каждый порог как добрый гость.
— Сколько ж у тебя ног?
Собака подняла голову и предостерегающе заворчала.
Улыбка Варослава истаяла, как снег по весне.