Море Осколков

Может, там, по берегам Священной реки, они видели строения величественней, и они помнили, как плыли мимо жутких руин в потрясенном молчании, — но этот город построили люди! Не эльфы! Первогород стоял и цвел не на развалинах и гробницах ушедшей славы, нет! Это было место, где сбывались самые безумные мечты, и жизнь бурлила в нем. Даже издалека Бранд мог слышать городской шум — город звал его! Едва различимый для слуха и прочих чувств зов нашел его, и Бранд ощутил покалывание в кончиках пальцев. Первогород!

Колл залез на мачту, которую успел за время пути покрыть резьбой до середины, и, оглядевшись, забил руками, как крыльями, и завопил, как безумец. Сафрит схватилась за голову, забормотав:

— Все, я сдаюсь. С меня хватит! Нет, если он хочет, пусть прыгает вниз головой! Мне все равно! А ну слезай оттуда, придурок, кому говорят!

— Ты такое когда-нибудь видела? — прошептал Бранд.

И чуть не зашиб челюсть веслом — так низко она у него отвисла.

— Нет ничего подобного этому городу… — отозвалась Колючка, и на похудевшем и ожесточившемся за время путешествия лице проступила безумная ухмылка.

Через бритую половину головы тянулся бледный шрам, а спутанные волосы на другой украшали кольца из красного золота — она их сделала из монеты, которую ей подарил Варослав. Ничего себе запросы у девушки, проворчал Бранд, золото она в косы заплетает! Но Колючка лишь пожала плечами и ответила, что ей все равно, где деньги хранить, почему бы и не в волосах.

Бранд хранил свой золотой в мешочке на шее. Эта монета обещала новую жизнь для Рин, и он собирался беречь ее как зеницу ока.

— Вот он, Первогород, Ральф! — воскликнул отец Ярви, пробираясь между счастливо улыбающимися гребцами к кормовой надстройке. — У меня хорошее предчувствие…

— У меня тоже, — проговорил кормчий, и лицо его покрылось сеткой морщинок, словно бы трещинки пошли по старой глине.

Скифр мрачно смотрела в небо — там кружили птицы.

— Предчувствие, может, и хорошее, вот только предзнаменования плохие.

Она так и не пришла в хорошее расположение духа после боя на Запретной.

Но отец Ярви не обратил никакого внимания на ее мрачное ворчание.

— Мы предстанем перед Теофорой, Императрицей Юга, и передадим ей дар моей матери и увидим то, что увидим.

И он развернулся к команде, распахнув руки, а оборванный плащ захлопал на ветру.

— Друзья! Позади долгий и опасный путь! Мы прошли полмира, чтобы оказаться здесь! Но впереди — конец пути!

— Конец пути… — пробормотала Колючка, облизывая растрескавшиеся губы словно пьяница, завидевший огромный кувшин с элем.

Команда разразилась восторженными кликами.

Бранда вдруг одолел приступ детского озорства, и он зачерпнул воды и вылил ее на Колючку, и брызги засверкали на солнце, а она обрызгала его и спихнула ногой с рундука. А он пихнул ее кулаком в плечо — все равно что в крепкий щит бить, — а она вцепилась ему в драную рубашку, и они покатились между скамьями хохочущей, рычащей и весьма неароматной кучей.

— Ну будет вам, варвары! — важно заметил Ральф, распихивая их сапогом и растаскивая в стороны. — Вы ж в цивилизованном месте! От нас здесь ожидают цивилизованного поведения!

* * *

В порту царил совершеннейшей хаос.

Люди пихались, толкались и колошматились в кровавом свете факелов, а толпа зверела, подобно учуявшему смерть хищнику: запылали пожары, и над головами замелькали кулаки и даже ножи. Перед воротами выстроились воины в диковинных, похожих на рыбью чешую кольчугах. Они свирепо орали на чернь и мутузили особо ретивых древками копий.

— Вроде как это цивилизованное место, не? — пробормотал Бранд, пока Ральф подводил «Южный Ветер» к причалу.

— Самый цивилизованный город мира, — пробормотал отец Ярви. — Хотя обычно это значит, что люди здесь предпочитают всаживать нож не в грудь, а в спину.

— А то ж нарядную рубашечку попачкаешь, а как же… — заметила Колючка, глядя на горожанина, который как раз на цыпочках бежал по причалу, высоко подобрав шелковые одежды.

Здоровенный пузатый корабль с зелеными от гнили шпангоутами очень неудачно накренился посреди гавани — половина весел над водой, пассажиры в панике. Кстати, люди столпились с одного борта, а корабль явно взял больше груза, чем мог. Пока Бранд затаскивал на борт свое весло, оттуда уже, жалостно размахивая руками, свалилось двое человек — а может, их сбросили в воду. В воздухе стоял густой дым, пахло горелым, и в нос бил смрад паники — воняло хуже, чем прелым сеном, а самое страшное, он был заразный, как чума, и люди от него дурели.

— Опять нас постигла злая удача! — расстроился Доздувой, вылезая на причал следом за Колючкой и Брандом.

— Я, ребята, в удачу не верю, — заявил отец Ярви. — Только в предусмотрительность. Ну и непредусмотрительнось. А также в хитрость и наивность.

И он подошел к седому северянину с заплетенной в две косы бородой. Тот невесело наблюдал за погрузкой корабля, весьма напоминающего обликом «Южный Ветер».

— Хорошего дня… — начала было Служитель.

— Ничего подобного! — рявкнул северянин, перекрикивая общий шум и гам. — Спросите кого угодно — разве это хороший день?