Море Осколков

И Колючка увидела, как коневоды разбегаются и несутся вниз по склону — на открытую равнину, к ждущим коням, и она вскинула топор и меч высоко-высоко к солнцу и пронзительно закричала, выплескивая полыхающий в ней — до самых кончиков пальцев горящий! — огонь. А призрак отца подтолкнул ее в спину, и она кинулась за убегающими врагами, как гончая за зайцами.

— Держи ее! — взревел Ральф, и кто-то дернул ее за спину, ругаясь на чем свет стоит, а она вырывалась, и лицо залепили волосы.

А это был Бранд, и его щетина царапала ей щеку, а левая рука под ее рукой крепко держала щит, и этот щит прикрывал ее. Ужаки убегали, но им навстречу уже шагали другие, шагали по мягкой траве, с луками наготове и довольными лицами. И много их шло, и кипящая радость битвы смылась, и накатила волна страха.

— За щиты! — рявкнул Ральф, брызгая слюной.

Люди попятились, стали плотно, становясь на место погибших, и щиты дергались и колотились друг о друга, а на них поблескивал дневной свет. Колючка услышала, как бьются стрелы о липовое дерево, увидела, как одна перелетела через край щита Бранда, свистнула ему над плечом. Одда упал, в боку его торчало древко, и он с руганью полз вверх по склону.

— Назад! Назад! Стоим крепко!

И подхватила Одду под мышки и повокла его вверх, а он стонал и отбивался и выдувал кровавые пузыри. И она упала, а он рухнул сверху, и она едва не обрезалась о собственный топор, но она все равно вскарабкалась на ноги и снова поволокла его, и тут подскочил Колл и помог, и они в четыре руки затащили его на вершину холма, а за ними отступала щитовая стена. Отступала на место, на котором они стояли несколько мгновений назад, страшных мгновений. И за спиной у них текла река, а перед ними простиралась бескрайняя равнина.

И Колючка стояла, оцепенев и с пустой головой, и не знала, сколько людей из команды погибло. Трое? Четверо? Всех зацепило, но кого оцарапало, а у кого-то рана вышла тяжелая. Она и сама не знала, ранена или нет. Не знала, чья на ней кровь. И, посмотрев на стрелу в боку Одды, подумала, что парень не жилец. Впрочем, а кто здесь жилец? Сквозь щели в побитых щитах она видела склон, усеянный телами. Люди на истоптанной траве еще шевелились, стонали, раздирали ногтями раны.

— Протолкнуть вперед или вытащить? — резко спросила Сафрит, становясь на колени подле Одды.

И крепко взяла его за окровавленную руку.

Отец Ярви молча смотрел вниз, только потирал острый подбородок, и пальцы оставляли красные потеки на коже.

И ярость схлынула, будто и не было ее, и полыхавший огонь прогорел до углей. Отец не успел рассказать Колючке, что радость битвы питает заемная сила, и расплачиваешься за нее — вдвойне. Она вцепилась в мешочек с его костями, но не нашла утешения в прикосновении. И она увидела, как из ран течет кровь, и стонущих людей, и резню, что они учинили. Резню, которую она учинила на пару с ними.

Она научилась убивать, и с этим никто не посмел бы спорить.

И она переломилась пополам, словно ей ударили под дых, и закашлялась, и сблевала на траву крохотный комок рвоты, а потом распрямилась, и задрожала, и не могла отвести глаз, и вокруг нее все заливал такой яркий свет, а колени дрожали, дрожали, и навернулись на глаза слезы.

Она научилась убивать. А еще ей хотелось домой к маме.

И она увидела, что Бранд обернулся и смотрит на нее, и лицо у него все ободрано с одной стороны, а по шее течет кровь прямо в воротник рубашки, а в руке кинжал, и болтаются обрывки повязки, а кинжал — красный-красный.

— Ты как? — просипел он.

— Не знаю, — ответила она, и ее снова стошнило, а если б она успела поесть, то блевать бы ей не переблевать.

— Нам нужно вернуться на «Южный Ветер», — послышался чей-то подвизгивающий от страха голос.

Отец Ярви покачал головой:

— Они нас перестреляют с берега.

— Нам нужно чудо, — выдохнул Доздувой, поднимая взгляд к розовому небу.

— Скифр! — крикнул Ярви, и старуха вздрогнула, словно от укуса мухи, и забормотала, и еще сильней сгорбилась. — Скифр, сделай же что-нибудь!

— Они возвращаются! — заорали от щитов — битых, раздолбанных щитов, сколько они выдержат…

— Сколько их? — спросил Ярви.

— Больше, чем в прошлый раз! — крикнул Ральф, накладывая стрелу на тетиву.

— Насколько больше?

— Намного больше!

Колючка попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. И слабость такая накатила, отцовский меч едва в руке держался. Колл понес воды стоявшим со щитами, и люди пили, и ругались, и морщились от боли — все ж раненые.

Фрор прополоскал водой рот и сплюнул.

— Время дорого продать наши жизни! Вам смерть пришла!

— Вам смерть пришла… — пробормотала пара голосов, но вызова в них не слышалось, только одно горькое сожаление.

Колючка слышала, как приближаются коневоды, слышала их боевой клич и быстрые шаги. Слышала, как рычит команда — люди готовились встретить набегающего врага в щиты, и, несмотря на слабость, она сжала зубы и вскинула окровавленные меч и топор. И пошла к щитовой стене. К той самой полоске истоптанной грязи за ней, хотя самая мысль об этом пробуждала в ней что угодно, только не радость.

— Скифр! — взвизгнул отец Ярви.