И с воплем ярости старуха вскочила на ноги и отбросила плащ.
— Да будьте вы прокляты!
И она затянула песнопение, тихо-тихо, но голос ее становился все громче и громче. И она прошла мимо, и Колючка не понимала, что она поет, и никогда не слышала, чтоб люди произносили такие слова. И так она поняла, что то был не язык людей.
Ибо то были эльфьи слова и эльфья магия. Магия, что расколола Бога и разбила мир, и каждый волосок на теле Колючки встопорщился, словно бы задул северный ветер.
Скифр все пела и пела, все громче, быстрее и свирепей, и из-за опутывающих тело лохмотий она выдернула два шипастых и источенных прорезями куска темного металла, и она вдвинула один в другой с громким щелканьем, словно запирала замок.
— Что она делает? — спросил Доздувой, но отец Ярви отодвинул его своей искалеченной рукой.
— То, что должна.
Скифр держала в руке эльфью реликвию. И она вытянула руку, приказав:
— Отойдите!
И колеблющаяся щитовая стена распалась, и Колючка посмотрела в щель. А там… там бежали коневоды, целая толпа их, нет, куча, они ползли, как насекомые, огибали тела своих павших, быстро перепрыгивали, и в глазах у них была смерть.
А потом совсем рядом словно бы громыхнуло громом, и вспыхнул свет, и ближайший ужак опрокинулся назад, словно бы его столкнул вниз по склону гигантский палец. А потом щелкнуло и хлопнуло еще, и команда недоуменно зароптала — потому что вниз укатился еще один человек, укатился подобно детской игрушке, и пламя вспыхнуло у него на плече.
Скифр завывала все громче и пронзительней, из эльфской реликвии вылетали ошметки блестящего железа и падали, дымясь, на траву у ее ног. Люди скулили, смотрели, раскрыв рот, и цеплялись за амулеты — страшное ж колдовство, страшней, чем ужаки! Шесть громовых ударов раскатилось над равниной, и шесть мужей пали мертвыми и искалеченными, а остальные коневоды развернулись и бежали, крича от ужаса.
— Великий Боже, — прошептал Доздувой, осеняя грудь священным знамением.
На холм опустилось молчание. Впервые за долгое время не слышалось ни звука. Только ветер шептался с травой и булькало что-то в горле Одды. И пахло странно, словно бы жженым мясом. Один из ошметков металла подпалил траву, Скифр шагнула вперед и затоптала пламя сапогом.
— Что ты наделала? — прошептал Доздувой.
— Я произнесла имя Божие, — ответила Скифр. — Имя, написанное огненными письменами, открытое лишь знающим эльфьи руны, ибо эльфы запечатлели его до Разрушения Божьего. Я сорвала Смерть с ее места у Последней двери и отправила выполнять мои приказы. Но за такое нужно платить. Всегда нужно платить.
И она подошла к Одде, что сидел, весь бледный, прислонившись к дереву. А Сафрит склонилась над ним, пытаясь вытащить стрелу.
— В имени Божием семь букв, — сказала она, направляя на него смертоносную железную штуку. — Прости.
— Нет! — вскрикнула Сафрит, пытаясь заслонить собой Одду, но тот осторожно отодвинул ее.
— Кто хочет умереть стариком?
И он снова оскалился в безумной своей улыбке, только теперь подпиленные острые зубы блестели красным.
— Смерть ждет каждого.
И следом раздался еще один оглушительный хлопок, и Одда выгнулся, задрожал, а потом упал и не двигался, и из черной дырки в его кольчуге поднимался дымок.
Скифр стояла и смотрела под ноги.
— Я же сказала, что покажу вам настоящее волшебство.
Не как в песнях
— Они бегут.
Ветер вскинул волосы и облепил окровавленное лицо. Колючка смотрела вслед ужакам — всадники и лишенные седоков кони уже исчезали среди моря травы.
— И я их очень хорошо понимаю, — пробормотал Бранд, наблюдая за Скифр.
Та снова запахнула плащ, плюхнулась в траву и вцепилась в амулеты на шее. И уставилась неподвижным взглядом в переливающиеся жаром уголья.
— Мы хорошо сражались, — сказал Ральф, но голос его казался безразличным и мертвым.
— Руки из стали, — и Фрор кивнул, отирая мокрой тряпкой краску с лица. — О такой победе только в песнях петь.
— В общем, мы победили.
И отец Ярви поднял кусок металла, что Скифр оставила на траве. И повернул его к солнцу. Металл заблестел. Какая-то штука, пустая внутри, и она все еще дымилась. Как такая может пролететь через равнину и убить человека?
Сафрит мрачно покосилась на Скифр и отерла окровавленные руки:
— Победили. Только с помощью черной магии.
— Мы победили, — отец Ярви пожал плечами. — У битвы есть два исхода, и этот — предпочтительнее. Пусть Отче Мир оплачет наши методы. А Матерь Война обрадуется результатам.
— А что насчет Одды? — пробормотал Бранд.
Ничто не брало этого коротышку, и вот он ушел через Последнюю дверь. Все, шутки кончились…
— Он бы не выжил. Такая рана… — пробормотал Ярви. — Либо он, либо мы — так обстояло дело.
— Безжалостная арифметика, — отозвалась Сафрит и сжала губы в ниточку.
Служитель даже не посмотрел в ее сторону:
— Вот такие уравнения и положено решать начальствующему…
— А вдруг это колдовство навлечет на нас проклятие? — спросил Доздувой. — Вдруг Бог снова расколется? Вдруг…
— Мы — победили.