Море Осколков

— Чего они хотят? — прошептал Бранд.

Голос его, как выяснилось, дрожал от ужаса, и Бранду стало еще страшнее.

— Есть время спрашивать человека, чего он хочет, — ответил Фрор — а вот в его голосе страха не слышалось вовсе. — И есть время проламывать ему голову. Сейчас время для второго.

— Удерживаем их, ни шагу назад! — проревел Ральф. — По моей команде прем вперед и спихиваем этих ублюдков с холма. Спихиваем, сечем, топчем, никакой пощады, поняли! Стрела.

Они резко развели щиты, Бранд успел заметить — люди бегут. Ральф выстрелил, самый быстрый получил в ребра, согнулся, пополз, завывая, умоляя о чем-то своих друзей — те бежали вверх.

— А теперь — стоим и ни с места! — выкрикнул Ральф, отбрасывая лук и поднимая копье. — Держимся!

Вокруг рычали, плевались и бормотали молитвы Матери Войне, шум дыхания эхом отдавался от дерева щитов. Моросило, на шлемах и краях щитов оседала роса. Очень хотелось отлить. Прямо очень сильно хотелось.

— О истинный Бог наш! — закричал Доздувой.

Снизу уже топотали, и выли, и выкрикивали боевые кличи.

— Всемогущий! Всезнающий Бог наш! Порази этих язычников!

— Да я их сам поражу! Бей ублюдков! — выкрикнул Одда.

И тут на них налетели, и Бранд охнул от удара, и отступил на полшага, а потом налег со всей мочи на щит, и попер вперед, и сапоги скользили на мокрой траве. И билось, и скрежетало, и колотило железо о дерево. Как гроза, как железный ливень. Что-то со звоном врезалось в край щита, он отшатнулся, в лицо полетели щепки, а за щитом вопила кривая рожа дьявола…

Фрор выпучил изуродованный глаз и принялся на пределе легких выкрикивать «Песнь о Бейле».

— Рука из стали! Глава из стали! Сердце из стали!

И он исступленно молотил по чему ни попадя мечом:

— Вам смерть пришла, запела сотня!

— Вам смерть пришла! — рявкнул Доздувой.

Плохое время, чтоб стихи читать, но остальные подхватили клич, и песня вспыхнула у них на губах, в груди, в глазах, красных от гнева.

— Вам смерть пришла!

А чья? Наша или коневодов? Никто же не сказал! А потому что — неважно. Матерь Война распростерла железные крылья над равниной, и тень пала на каждое сердце. И Фрор снова ударил, и задел Бранда — навершием прям над глазом, и голова его зазвенела.

— Вперед! Поднажми! — заорал Ральф.

И Бранд заскрежетал зубами и поднажал, и щит скрипел о щит. Вот кто-то с воплем упал — ударили копьем под щит и разодрали ногу, но Бранд пер вперед. И он слышал голос за щитом, так ясно, что разбирал слова, и враг был рядом, их разделяла лишь доска. И он выпростал руку и ударил топором поверх щита, еще и еще, бульканье, стон, рев, и топор врезался во что-то. Мимо ударило копье, прям поверх щита, и кто-то взвыл. Фрор сцепился с кем-то, чей нос уперся ему прямо в лоб. Все ревели и рычали, били мечом и перли, перли вперед, намертво сцепившись.

— Сдохни, сука, сдохни!

Бранду дали локтем в челюсть, рот наполнился кровью, в лицо полетела грязь, глаз не видел, он пытался проморгаться, и рычал, и ругался, и пихал, и оскальзывался, и сплевывал соль, и снова пихал. И склон был под ними, и они знали, что делали, и медленно, но верно стена пошла вниз, спихивая с холма врагов — прочь, прочь, убирайтесь, откуда пришли.

— Вам смерть пришла, запела сотня!

Бранд видел, как один из гребцов зубами впился в шею ужака. Видел, как Колл добил ножом упавшего. Как Доздувой размахнулся над падающим от удара щита человеком, и как лезвие топора показалось у того из спины. И что-то отскочило от лица Бранда, и он зашипел от неожиданности — стрела, что ли? Оказлось, палец.

— Поднажми, я сказал! Вперед!

И они перли и перли вперед, адски рыча и напрягая каждую мышцу, и стояли они слишком плотно, и топор он вытащить не мог и уронил его, а вместо этого изловчился и просунул руку к ножнам и выдрал кинжал, который сковала для него Рин.

— Рука из стали! Сердце из стали!

И рукоять кинжала легла ему в ладонь, и он вспомнил лицо сестры в свете очага и вспомнил их лачугу. И эти ублюдки — они встали между ним и ей, и ярость взбурлила в нем. И он увидел лицо, грубые железные кольца в косах, и он вздернул щит и ударил в это лицо, и человек запрокинул голову, и он ударил снизу, под нижний край щита, и железо жалостно заскрежетало, и он ударил снова, и рука стала липкой и горячей. Человек упал, и Бранд наступил на тело, снова и снова, он топтал его, и его вздернул вверх Одда и прошипел сквозь зубы:

— Вам смерть пришла!

Сколь раз он, затаив дыхание, слушал эту песню, подпевал, мечтал о том, что когда-то и сам встанет щитом к щиту и прославится? Вот об этом он мечтал, да? А ведь здесь нет никакого искусства, только слепая удача, никаких благородных поединков — только безумие против безумия, нет здесь места коварству, и уму, и даже мужеству — если только под мужеством не понимать ослепление битвы, которая несет тебя потоком, как река топляк. Наверное, это оно и есть…

— Бей их!