— В таком случае, считайте это платой вперед! — воскликнул Ярви. — За то, что королева выплатит вам, если вы явитесь перед ней в Торлбю! Она и ее супруг король Атиль всегда рады храбрецам и искусным воинам! Особенно тем, кто не слишком любит Верховного короля!
Дженнер Синий тут же поднял чашу:
— Ну! За королеву Лайтлин, за ее щедрость и несказанную красоту!
И все радостно заорали, и налили, и он тут же тихонько добавил:
— И за ее коварного-прековарного служителя…
А потом добавил еще тише и подмигнул Колючке:
— Не говоря уж о той, что сидит на кормовом весле и вообще всех затмевает…
— Что случилось?! — крикнул Колл, выбираясь к костру — заспанный, встрепанный и путающийся в одеяле.
Он все-таки запутался окончательно, рухнул наземь — и опять стошнился. Все чуть животики не надорвали со смеху.
И уже через несколько мгновений все рассказывали друг другу истории, и обнаруживали общих друзей, и спорили, чей кинжал лучше, а Сафрит уволокла сыночка за ухо и макнула в реку головой. Гнутый остался в одиночестве — он так и стоял, руки в боки, и метал убийственные взгляды в сторону Колючки.
— Сдается мне, ты приобрела в его лице врага, — пробормотал Бранд, пряча кинжал в ножны.
— О, врагов я приобретаю с невероятной легкостью. Что там говорит отец Ярви? Враги — это цена успеха.
И она крепко обняла их за плечи, обоих — и Бранда, и Одду, и заметила:
— Удивительно, что у меня еще и друзья появились!
Алый день
— За щиты! — заорал Ральф.
И Бранда так и подкинуло от страха — только что он видел сладкие сны о родном доме, и вдруг раз — и из-под теплого одеяла нужно вылезать в утренний холод, а над головой алеет небо цвета крови.
— За щиты!
Люди суматошно выбирались из постелей, наталкивались друг на друга, носились, как спугнутые овцы, — полуодетые, непроснувшиеся, кто при оружии, кто еще нет. Кто-то наступил на угли кострища, когда несся мимо, вихрем полетели искры. Кто-то отчаянно лез в кольчугу, путаясь в рукавах, и ревел от натуги.
— К оружию!
Колючка подскочила и встала рядом. На нестриженой половине головы волосы свалялись в безобразные колтуны, торчали космами среди наспех заплетенных косичек. А вот оружие в ее руках лоснилось свежей смазкой, и выражение лица было самое решительное. Бранд смотрел на нее и… набирался храбрости. Потому что, боги, храбрость ему сейчас очень была нужна. Он очень хотел набраться храбрости и отлить.
Они разбили лагерь в излучине реки, на единственном на многие мили холме с плоской вершиной. Из склонов торчали осколки камней, из вершины — пара кривоватых деревьев. Бранд побежал к восточному склону, где собиралась команда. И оглядел похожую на океан плоскую равнину, которая тянулась к самому рассветному солнцу. Трясущимися руками он протер заспанные глаза и увидел всадников. Призрачных всадников, скачущих сквозь утреннюю дымку.
— Коневоды? — пискнул он.
— Ужаки, я полагаю, — отец Ярви стоял, прикрывая бледные глаза ладонью от света Матери Солнца. Та как раз вставала кровавым пятном над горизонтом. — Однако они живут по берегам Золотого моря… Не понимаю, что привело их сюда…
— Невероятно сильное желание поубивать нас? — подсказал Одда.
Всадники уже виделись вполне отчетливо: красные отблески солнца на наконечниках копий и кривых мечах, на шлемах в виде звериных голов.
— И сколько их? — пробормотала Колючка — под кожей бритой части головы ходуном ходили мускулы.
— Восемьдесят? — Фрор наблюдал за приближающейся конницей совершенно спокойно — прям как за соседом, пропалывающим грядку. — Девяносто?
Тут он развязал мешочек, плюнул в него и принялся что-то размешивать пальцем.
— Сотня?
— Боги, — прошептал Бранд.
Теперь он слышал топот копыт. Коневоды приближались, над степью разносились их странные, ни на что не похожие вопли. Вокруг тоже рычали и звенели оружием: все спешно готовились к бою и призывали помощь богов. Один всадник подскакал ближе — стало видно, что у него длинные, развевающиеся на ветру волосы — и выстрелил из лука. Бранд съежился, но это был пристрелочный выстрел — так, подразнить. Стрела упала в траву, не долетев до них и половины склона.
— Старый друг как-то сказал мне: чем больше у врага численный перевес, тем слаще победа, — заметил Ральф, пробуя мозолистыми пальцами тетиву.
Та сердито загудела.
Доздувой распеленал из промасленной ткани свой гигантский топор:
— Ага. А смерть ближе.
— Кто хочет встретить Смерть стариком, греющимся у очага? — Одда растянул губы в своей безумной улыбке, на зубах блеснула слюна.
— Не вижу в этом ничего плохого.
Фрор запустил руку в мешочек и вытащил ее всю перемазанную в синей краске. Потом приложил ладонь к лицу — остался здоровенный отпечаток.
— Но я готов.