Море лунного света

– Вы когда-нибудь думали, что это может быть правдой? – спросила Оливия. – Что их умершие любимые люди на самом деле где-то рядом и, возможно, это они не хотят двигаться дальше?

– Вы предлагаете мне лечить призраков? – Я улыбнулся ей. Она рассмеялась и опустила взгляд.

– Забавно. Хорошо… если вы не возражаете, позвольте спросить вас напрямую. Вы верите в загробную жизнь?

Я поерзал на стуле.

– Такой вопрос я точно не ожидал сегодня услышать.

Она извинилась и попыталась сдать назад, но я убедил ее, что все в порядке и что я постараюсь ответить на этот вопрос. Поразмыслив, я сказал:

– Боюсь, я не могу дать вам определенный ответ, потому что нет реальных научных доказательств, так что… – Я бросил на нее извиняющийся взгляд. – Мне жаль. Это не очень полезно для вашего фильма, да?

Интересно, действительно ли ее фильм о преодолении горя?

– Все прекрасно, – сказала она. – Я вас понимаю. Как насчет того, чтобы вместо этого поговорить о снах? Они могут быть очень реалистичными. Что вы можете рассказать о пациентах, которые верят, что любимый человек посещает их во сне?

– На самом деле это очень распространенное явление, – ответил я, с облегчением возвращаясь на знакомую территорию. – Оно широко изучено. Такие сны могут быть приятными и успокаивающими, особенно если в них умерший любимый человек снова молод и здоров. Но иногда они могут тревожить. Так или иначе, они сильно влияют на переживание горя, умножая печаль или принося утешение. В обоих случаях они в конечном итоге приближают скорбящего к принятию ухода любимого человека.

Оливия какое-то время смотрела на меня, а потом чуть наклонила голову.

– Вам снилась ваша тетя?

Этот вопрос заставил меня задуматься о своей жизни в последние несколько месяцев.

– Странно, но нет.

Это и правда было удивительно, учитывая весь пережитый мной стресс. Я поймал себя на том, что зациклился на своих сложных и запутанных чувствах к Мелани. В последнее время я был на эмоциональных американских горках – сперва сильное влечение, а потом чувство вины, стыд, сожаление и постоянный леденящий страх, что наши отношения будут раскрыты. Я не очень часто думал о тете Линн.

– По статистике, – сказал я, – только около шестидесяти процентов людей, переживших утрату, видят яркие сны об ушедшем любимом человеке, и это, вероятно, связано с тем, что каждую конкретную ночь мы запоминаем лишь пять процентов наших снов. Так что, может быть, она мне и снилась. Я просто не помню.

Оливия кивнула и сверилась со своими записями.

– Можете ли вы рассказать мне что-нибудь о вещих снах, связанных со смертью близкого человека?

– Что конкретно вы имеете в виду?

Она села поудобнее и попыталась объяснить:

– Это лишь один из многих примеров, но я читала о женщине, которая как-то заснула днем и ей приснилось, что ее сестра стучит в дверь, крича ее имя. Она проснулась и побежала к двери, но там никого не было. Час спустя ей позвонил муж сестры и сказал, что у нее только что случился сердечный приступ в торговом центре и она умерла.

– Я тоже читал истории людей, переживших подобный опыт, – кивнул я.

– И как бы вы это объяснили?

Я задумался.

– Что ж, посмотрите на это вот с какой стороны. В мире чуть меньше пяти миллиардов человек, и каждый год умирают миллионы. Такие сны не редкость, но они не всегда связаны с чьей-то смертью. Весьма вероятно, что эти два события произойдут в один и тот же день.

– Значит, вы думаете, что это совпадение?

– Скорее всего.

Она внимательно изучала мое лицо.

– Пациенты когда-нибудь расстраивались из-за того, что вы им не верили? Не просили вас быть более открытым?

– Довольно часто, если честно, – ответил я. – Но знаете такое выражение: если вы слишком раскроете душу, у вас выпадет мозг?

Она откинула голову назад и рассмеялась, а Брендан склонился над камерой, чтобы проверить фокус и убедиться, что съемка идет нормально.

Затем Оливия спросила меня о видениях в конце жизни, когда люди в хосписах видели, как в комнате появлялись их умершие близкие.

– Иногда это происходило за несколько недель или даже месяцев до смерти этих людей, – сказала она. – Вы верите, что это действительно визит кого-то, кто уже перешел в мир иной, или дело в чем-то другом?

Я глубоко вдохнул и выдохнул.

– По моему профессиональному мнению, это именно то, что предполагает термин. Видение любимого человека. Нечто, полученное из воображения человека как механизм преодоления, помогающий ему справиться со страхом смерти.

– Интересно, – заметила Оливия. Она задала мне еще несколько вопросов о том, какие терапевтические методы я использую, чтобы помочь пациентам пережить утрату, а потом перевела взгляд на Брендана и спросила:

– Все снял?

– Ага.

– Отлично. Что ж, думаю, это все, о чем я хотела вас спросить. – Оливия закрыла папку и поднялась на ноги. – Не могу выразить, как я вам благодарна. Это было потрясающе.

– Точно? – спросил я, вставая. – Может быть, вам нужно было что-то более убедительное или вдохновляющее? Что-то о жизни и смерти и о том, что лежит за их пределами?