Море лунного света

В свою защиту скажу, что это была хорошо отрепетированная реакция, потому что мои отношения с Мелани должны были оставаться тайной. Даже она это понимала.

– Я могу подойти прямо сейчас, – сказал я. – Где вы?

– У родителей. Это прямо через парк от вашего офиса. Как насчет того, чтобы встретиться на углу Пятой авеню и Семьдесят девятой? Там стоит грузовик с мороженым, вы его точно заметите, он красножелтый. Скажем, через двадцать минут?

– Конечно. Увидимся.

Я положил трубку, прибрался на столе и запер за собой кабинет.

Когда я подошел к грузовику с мороженым на Пятой авеню, Оливия уже ждала меня. На ней были та же белая рубашка и джинсы, что и на интервью, за спиной по-прежнему висел рюкзак, она стояла, прислонившись к стене, за которой начинался парк. Перед ней на тротуаре терпеливо сидела большая черная собака. Оливия смотрела в другую сторону – туда, где сквозь поток автомобилей пыталась прорваться, отчаянно ревя сиреной, машина «скорой помощи». Я поздоровался, и Оливия едва не подпрыгнула.

– Я не хотел вас напугать, – сказал я. При виде меня она просияла и шагнула мне навстречу. Пес, уловив изменение ее энергии, тоже встал и завилял хвостом.

– Вы меня не напугали, – ответила она. – Просто здесь так шумно. Я отвлеклась. Рада вас видеть.

– И я тоже.

Мы тепло улыбались друг другу, пока не стало немного неловко, поэтому я перевел взгляд на ее пушистого друга.

– И кто же это у нас?

– Простите мне мою грубость. – Оливия погладила собаку по голове. – Это Зигги. Зигги, это Дин.

Я опустился на колени и почесал его мягкие уши и шею. Он подставил мне подбородок, и я рассмеялся.

– Очаровашка, – сказал я.

– Вы ему нравитесь, – заметила Оливия.

– Он мне тоже. Какой он породы? – спросил я, вставая на ноги.

– Понятия не имею, – ответила она. – Я взяла его из приюта в прошлом году. Какая-то дворняга, может помесь с лабрадором. Но какой бы породы он ни был, он очень умный.

– Я заметил. – Я повернулся к грузовику. – Хотите мороженого?

– Конечно. С тех пор как мы пришли, Зигги глаз не сводит с этого грузовика. Мы разобьем ему сердце, если ничего не купим.

Мы пересекли широкий тротуар, и я полез в задний карман за кошельком.

– Какое мороженое вы хотите? Или мне лучше спросить у Зигги?

Она улыбнулась.

– Он предпочитает ваниль.

Я расплатился, и мы направились в парк.

– Вы живете где-то поблизости? – спросил я, облизывая мороженое и глядя, как Зигги радостно бежит впереди нас.

– Мои родители, – ответила она. – Мы с друзьями снимаем квартиру в Гринвич-Виллидж, но с собаками туда нельзя, поэтому мама и папа присматривают за ним, пока я не окончу учебу.

– Очень мило с их стороны.

– Да, но мама согласилась на это только ради того, чтобы я приходила к ним каждый день погулять с ним. Не то чтобы мне не нравится проводить время с родителями, но это слишком похоже на шантаж.

Я рассмеялся.

– Ну а вы где обитаете? – спросила она.

– Я мальчишка из Джерси, – ответил я, умолчав о том, что мечтаю однажды перебраться на Манхэттен.

К этому времени Оливия почти доела свой рожок мороженого.

– Зигги! Вкусняшка!

Он остановился и повернулся к ней, она опустилась на корточки и дала ему съесть остатки.

– Хороший мальчик. – Она погладила его по голове, встала, и мы продолжили путь. – Да, пока я не забыла, подпишите, пожалуйста, этот бланк. – Она протянула мне поводок Зигги, чтобы достать из рюкзак бланк и ручку. – Прочтите внимательно, и, если вас все устраивает… – Она подала ручку и с надеждой улыбнулась мне. – Я вам очень благодарна.

Это был документ в одну страницу, который я прочитал и подписал за тридцать секунд.

– По-моему, все в порядке.

– Отлично. – Она сунула бланк и ручку в рюкзак и вновь перекинула его через плечо.

– У меня к вам вопрос, – сказал я.

– Задавайте. Фу, Зигги! А ну брось! Какая гадость! – Она метнулась к псу, чтобы вытащить из его пасти коробку от бургера. Он зарычал, но быстро сдался. – Простите. Вы хотели что-то спросить?

Я почувствовал ее аромат, когда она взмахнула волосами. Она пахла чистотой, как душистое мыло.

– Когда вы задавали мне вопросы для вашего документального фильма, – сказал я, – вы, кажется, были сосредоточены на привидениях и духах. Вы спросили меня, верю ли я в загробную жизнь.

– Так?

Мы шли вглубь парка, неторопливо бредя в тени высоких деревьев.

– Это то, что вас интересует? – спросил я с искренним любопытством. – Это настоящая тема вашего фильма?

Она мягко усмехнулась.

– В отличие от вас, я стараюсь относиться ко всему этому непредвзято и хочу, чтобы мой фильм оставил это на усмотрение зрителей. Но если говорить совершенно честно, хотя мои родители регулярно посещают церковь, я не думаю, что после смерти нас что-то ждет. Когда мы умираем, мы умираем, и это конец. Наши тела снова станут частью земли – пепел к пеплу, прах к праху, – и, может, мы будем удобрением для дерева или какой-нибудь травы, и так наша жизнь продолжится. Но я не жду, что после смерти буду парить в раю, как бы мы ни определяли рай. Я вас не шокировала?

– Вовсе нет, – ответил я. – В вас есть что-то земное. Естественное. Вы твердо стоите на земле.

Она улыбнулась мне.