Хозяева встретили нас в гостиной. Маркиз оказался дородным здоровяком с заметно поредевшей шевелюрой и веселым лицом записного балагура, выпивохи и бабника. На его фоне супруга — миниатюрная шатенка, чью идеальную фигуру не могло испортить даже строгое, с высоким, под горло, воротником платье, — смотрелась хрупкой девицей.
— Ну наконец-то! — воскликнул невысокий молодой человек с изъеденным мелкими оспинками лицом, которого мы поначалу просто не заметили. Судя по темному одеянию, четкам и отсутствию фамильного сходства, нервы не выдержали у духовника.
Валентин раздраженно глянул на него и поспешил взять ситуацию под контроль.
— Ваше сиятельство! — Он выступил вперед и указал на меня: — Позвольте представить Себастьяна Марта, официала ордена Изгоняющих. Он разберется в случившемся.
— Спасите мою девочку, — попросила маркиза и промокнула кружевным платочком выступившие на глазах слезинки.
— Успокойся, Изабелла! Все будет хорошо! — пробасил Левич и, скрестив руки на туго обтянутой камзолом груди, уставился на меня: — Ведь так?
— Без всякого сомнения, — подтвердил я.
— Вот видишь, дорогая? — повернулся маркиз к супруге. — Не переживай ты так, право слово…
— Тебе хорошо говорить! — всплеснула руками Изабелла и, шурша длинным платьем, выбежала из комнаты.
— Женщины! — только и вздохнул Левич.
— Не стоит терять время, — заторопился я.
— Ференц, проводи, — распорядился маркиз, но духовник и не подумал сдвинуться с места.
— Могу я увидеть ваши бумаги? — вместо этого спросил он.
— Нет. — Я поднес к лицу священника руку с серебряным перстнем. — Разве этого вам недостаточно?
Ференц сделал над собой усилие и, не став нарываться на скандал, указал на арку:
— Сюда.
Коридор привел нас в украшенный гобеленами холл. На висевшей под потолком люстре горело несколько свечей. На стенах в золоченых рамах темнели картины, за портьерами дожидались своего часа тени.
— Они там, — остановился духовник у одной из дверей. — Уже с утра.
— Разберемся.
Я начал расстегивать пуговицы камзола и присмотрелся к Ференцу, которого так и колотила нервная дрожь.
Беспокоится за подопечную или за свою карьеру? Как ни крути, скверну в девушке он проглядел. А для молодого честолюбивого священника оправиться после такого потрясения будет совсем непросто. Ему б расположение маркиза теперь сохранить…
— Себастьян, вам что-нибудь понадобится? — Вслед за нами в холл прошел маркиз, баюкавший в огромной лапище хрустальный бокал. — Может, глоток бренди?
— Не стоит.
— Не одобряете?
— «Это только вино, что в нем грех?» — ответил я высказыванием небезызвестного в Акрае преподобного Эдмунда. — Позже. А теперь велите зажечь все свечи. Чем светлее здесь будет, тем лучше.
И в самом деле — если одна из теней умудрится прошмыгнуть в комнату, мало не покажется.
— Сейчас же распоряжусь. — Левич отпил бренди и во всю глотку заорал: — Миклош! Миклош, где тебя бесы носят?!
— Что угодно, ваше сиятельство? — заскочил в холл прибежавший на зов мажордом.
— Если через две минуты не будут гореть все свечи, велю тебя выпороть на конюшне! — заявил маркиз и с интересом уставился на скромно стоявшую в сторонке Берту: — Может быть, даме вина?
— Ей нельзя, — немедленно оказался рядом перехвативший мой взгляд Дрозд, — а вот я бы от бренди не отказался.
— И это правильно! — рассмеялся Левич и крикнул: — Миклош, бокал Валентину!
Разогнавший слуг мажордом самолично выполнил распоряжение, и вскоре мой помощник уже смочил усы в ароматном напитке. И пусть его — лишь бы хозяина дома отвлек.
Дождавшись, когда разожженные свечи заставили расползтись тени по совсем уж далеким закуткам, я оценивающе прошелся по холлу и велел выставить дополнительный канделябр. Затем толкнул дверь, но она оказалась заперта. Присел на корточки, глянул в щель и попросил усача:
— Валентин, нож.
Тот немедленно выудил из-за голенища сапога наваху, разложил ее и передал мне. Я просунул в щель клинок, откинул крючок и, переступив через порог, захлопнул дверь, прежде чем кто-либо успел заглянуть внутрь.
А захлопнув, подался назад и постарался лишний раз даже не дышать. Нет, на первый взгляд в комнате был полный порядок: на кровати лежала девица в длинной ночной сорочке, рядом стоял затянутый в черную кожу экзорцист. И никаких теней — комнату заливало ослепительное сияние заправленных специальным маслом лампад.
Одна лежит, другой стоит. И оба — не шевелятся. Вообще. Просто неподвижно замерли на месте, и никак на мое появление не отреагировали.
Дождавшись, когда сердце перестанет бешено колотиться, я шагнул к прочерченному мелом защитному кругу и пригляделся к прогоревшим более чем на три четверти толстенным свечам в изголовье кровати и на резных деревянных стойках.
Порядок. Скверны в комнате не чувствовалось тоже — не иначе экзорцист первым делом ее молитвами выжег.
Так что же тогда стряслось?