Молодые львы

Тут и там слышались стоны, время от времени кто-то из раненых шевелил рукой. Солдаты поняли свою задачу, так что выстрелы гремели один за другим. Гарденбург подошел к джипу, стоявшему во главе колонны, – на нем, очевидно, ехал командир конвоя. Порывшись в поисках документов, лейтенант извлек из офицерского планшета несколько карт, листки с приказами и фотографию блондинки с двумя детьми, а затем поджег джип.

Отойдя в сторонку, они с Кристианом немного постояли, наблюдая, как горит автомобиль.

– Нам повезло. Очень уж в удачном для нас месте они остановились, – изрек Гарденбург и улыбнулся.

Кристиан ответил тем же. Это нисколько не напоминало ту, похожую на фарс, стычку по пути в Париж. И это совсем не то, что спекуляция на черном рынке или ночное патрулирование Ренна. Здесь они занимались настоящим делом, ради которого и шли в армию, здесь они воевали и побеждали, а потому стояли среди поверженных, убитых врагов. Этим англичанам Америка уже ничем не поможет.

– Достаточно! – крикнул Гарденбург солдатам. – Те, кого мы не добили, пусть добираются до дома на своих двоих. На холм!

Они с Кристианом двинулись в обратный путь. Силуэты солдат, оставшихся на вершине холма, четко выделялись на фоне неба, подсвеченные солнцем. «Какие же они маленькие, беззащитные, – думал Кристиан. – Совсем одни в бескрайней пустыне. Но они – моя опора, без них я – пустое место…»

Они прошли мимо уткнувшегося лицом в песок офицера с голыми ягодицами. Кожа у него была нежная, аристократически белая.

Гарденбург вновь улыбнулся:

– Помнишь, какой у него был вид, когда загремели первые выстрелы, а он со спущенными штанами сидел на корточках, тревожась по поводу своего запора? А как он выглядел, когда пытался бежать? Взмахами руки собирал солдат и одновременно поддерживал штаны… Капитан армии его королевского величества… Готов спорить, в Сандхерсте[31] его не учили, как следует действовать в подобных ситуациях!

Гарденбург засмеялся. Смех этот все усиливался по мере того, как наиболее комичные сцены всплывали в его памяти. Наконец он уже не мог идти. Согнувшись, уперев руки в колени, лейтенант хохотал до слез, а ветер разносил по пустыне раскаты его смеха.

Засмеялся и Кристиан, хотя поначалу такого желания у него не было. Но смех захватил и его, и вскоре он ржал как ненормальный, качаясь из стороны в сторону. Остальные, глядя на не в меру развеселившихся лейтенанта и сержанта, начали посмеиваться, но смех командиров оказался таким заразительным, что вскоре и пятеро солдат, сопровождавших Гарденбурга и Кристиана, и те солдаты, что остались на вершине холма у пулеметов, хохотали во все горло, и их смех летел над перепаханной минами землей, над телами убитых, над угасающими костерками, над разбросанными винтовками, над саперными лопатками, над горящими грузовиками и над мертвецом, что сидел у колеса с полуоторванной головой и торчащей из перекошенного рта вставной челюстью.

Глава 11

Поезд медленно катился мимо занесенных снегом долин и холмов Вермонта. Ной сидел в пальто у замерзшего окна и дрожал от холода, потому что отопление в вагоне не работало. Рождественское утро выдалось облачным, серым, и он безо всякого интереса смотрел на проплывающий мимо неприглядный пейзаж. Ему не удалось купить спальное место, Ной с трудом урвал билет на сидячее, и за долгую поездку у него затекло все тело. Вода в мужском туалете замерзла, и он не смог побриться. Потирая щеку, Ной прекрасно понимал, что выглядит отвратительно: грязная кожа, черная щетина, налитые кровью глаза, да еще – спасибо паровозу – черная копоть на воротнике. Ну и видок, думал он. Хорош жених, прибывший знакомиться с родными невесты.

С каждой милей уверенность Ноя в правильности принятого им решения таяла, как весенний снег. На одной станции, где они стояли пятнадцать минут, к перрону подошел поезд, следующий в Нью-Йорк. Ной с огромным трудом подавил желание перескочить в него и уехать обратно. Транспортные неудобства, холод, храп пассажиров, безликие холмы, выплывающие из мрака ночи, – все, ну буквально все убеждало Ноя, что ничего путного из этой затеи не выйдет.

Хоуп уехала первой, чтобы подготовить почву. За эти два дня, проведенные ею в Вермонте, Хоуп, должно быть, уже сказала отцу о своем намерении выйти замуж и что ее мужем будет еврей. «Да нет же, все будет хорошо, – думал Ной, заставляя себя настроиться на оптимистический лад. – Иначе Хоуп послала бы мне телеграмму. Раз она не остановила меня, позволила приехать, все будет хорошо, все должно быть…»