Молодые львы

Кристиан с трудом сглотнул, в горле совершенно пересохло. Он замерз, продрог до костей, его начал бить озноб, плечи затряслись мелкой дрожью, и он ничего не мог с этим поделать. Язык толстой котлетой раздулся во рту, на зубах скрипел песок. Кристиан посмотрел на свою руку, лежащую на казеннике автомата, попытался двинуть пальцами. Они шевельнулись, но медленно и с неохотой, словно контроль над ними перешел к кому-то еще. «Я же не смогу стрелять, – сверкнула безумная мысль. – Гарденбург подаст сигнал, я попытаюсь поднять автомат и не смогу». Глаза жгло, Кристиан моргал снова и снова, пока не выступили слезы и восемьдесят англичан внизу с их грузовиками и кострами не растворились в туманной пелене.

Это чересчур. Чересчур. Так долго лежать, наблюдая, как люди, которых ты собираешься убить, просыпаются, готовят завтрак, курят, а теперь вот идут справить большую нужду. Уже пятнадцать или двадцать человек, спустив штаны, расселись по песочку чуть в стороне от грузовиков… Таков солдатский закон в любой армии мира… Если не облегчиться в первые десять минут после завтрака, другой возможности за весь день может и не представиться… Отправляясь на войну под грохот барабанов и пение горнов, маршируя по чистеньким, ухоженным улицам с развевающимися знаменами, и представить себе невозможно, каково это – пролежать десять часов на холодном, колючем песке там, куда не забредали даже бедуины, а потом лицезреть, как двадцать англичан, спустив штаны, сидят над вырытыми ими гигиеническими ямками в пустыне Киренаики. Брандта бы сюда, чтобы сфотографировал это для «Франкфуртер цайтунг».

Рядом послышались странные хрюкающие звуки. Кристиан медленно повернул голову. Гарденбург смеялся.

Кристиан отвернулся, закрыл глаза. Все это должно когда-нибудь кончиться, думал он. Лейтенант отсмеется, англичане справят нужду, а потом уйдут в прошлое и Гарденбург, и Африка, и солнце, и ветер, и война…

За спиной Кристиана послышался шум. Он открыл глаза, а мгновение спустя услышал взрыв мины и понял, что Гарденбург подал-таки долгожданный сигнал. Мина угодила в того светловолосого парня, который курил у пулемета, и он исчез.

Грузовик загорелся. Мины одна за другой взрывались среди других грузовиков. Пулеметные расчеты заняли боевые позиции и залили свинцом лагерь англичан. Маленькие фигурки бросились врассыпную. Люди, которые сидели на корточках над импровизированными туалетами, вскакивали, подтягивали на бегу штаны, падали и поднимались, белые пятна ягодиц ярко выделялись на желтом песчаном фоне. Один англичанин побежал прямо на холм, за которым укрылись нападавшие, словно не понимал, откуда ведется огонь. Когда до вершины оставалось метров сто, он углядел пулеметы, на мгновение остолбенел, повернулся и, поддерживая штаны одной рукой, помчался в противоположную сторону. Кто-то из немцев небрежно, словно между делом, срезал его очередью.

Гарденбург, корректируя прицел миномета, то и дело принимался хихикать. Две мины угодили в грузовик с боеприпасами, и он взорвался огненным шаром. Куски металла с минуту свистели над головами немцев. Тела английских солдат усеяли землю перед грузовиками. Сержанту удалось собрать с десяток оставшихся в живых, и они бросились в атаку на холм, увязая в песке, стреляя с бедра. Кто-то из немцев ранил сержанта. Он осел на землю, продолжая стрелять, но следующая пуля прикончила его. Он упал и застыл, зарывшись лицом в песок.

Отряд, который он вел в бой, обратился в бегство, но пулеметы достали всех, прежде чем англичане успели добежать до грузовиков. Две минуты спустя томми уже не стреляли. Дым от горящих грузовиков ветер уносил в сторону. Кое-где на песке шевелились люди, напоминавшие придавленных лягушек.

Гарденбург поднялся и вскинул руку. Стрельба прекратилась.

– Дистль! – рявкнул он, не отрывая глаз от горящих грузовиков, от убитых и умирающих англичан. – Пулеметы должны продолжать вести огонь.

Кристиан тоже встал.

– Зачем, господин лейтенант? – недоумевая, спросил Кристиан.

– Пулеметы должны продолжать вести огонь, – повторил Гарденбург.

Кристиан посмотрел на разделанный под орех транспортный конвой. Никакого движения, если не считать колеблющихся под ветром языков пламени.

– Будет исполнено, господин лейтенант.

– Накрыть огнем всю территорию. Мы спускаемся вниз через две минуты. Я не хочу, чтобы кто-то из англичан остался в живых. Ясно?

– Так точно, господин лейтенант.

Кристиан подошел к первому расчету, расположенному справа, потом ко второму и приказал: «Продолжать огонь до особого распоряжения».

Пулеметчики покосились на него, пожали плечами и принялись за дело. Нервный, раздражающий треск пулеметов казался сейчас, когда не было слышно ни криков, ни выстрелов из другого оружия, особенно неуместным, ненужным. Солдаты один за другим поднимались на гребень холма, наблюдая, как пули взбивают фонтанчики песка, вспарывают плоть убитых и раненых, лежащих у грузовиков, заставляя их подпрыгивать и биться в конвульсиях.