– Продуктов не найти, все по карточкам. – Мейбл Каспер наполнила шампанским большой бокал и ополовинила его одним глотком. – Немцы реквизировали мою квартиру и дали мне только пятнадцать дней на вывоз мебели. К счастью, мне удалось подыскать другую квартиру, в которой жила еврейская семья. Мужа уже нет в живых, но сегодня, можете себе такое представить, на второй день после освобождения Парижа, заявилась жена и попросила меня освободить квартиру. А ведь когда я въезжала в нее, в комнатах не было никакой мебели. Хорошо, что я проявила предусмотрительность и запаслась письменными показаниями свидетелей. Я предполагала, что такое может случиться. Я уже говорила с полковником Гарви из нашей армии, и он пообещал все уладить. Вы знаете полковника Гарви?
– Боюсь, что нет, – ответил Акерн.
– Во Франции вас ждут тяжелые дни. – Мейбл Каспер допила шампанское. – Вся шваль сейчас на коне, хулиганы бродят по улицам с оружием.
– Вы про участников Сопротивления? – полюбопытствовал Майкл.
– Я про участников Сопротивления, – подтвердила Мейбл.
– Но ведь они сражались в подполье, – заметил Майкл, стараясь понять, к чему клонит эта женщина.
– Подполье! – пренебрежительно фыркнула Мейбл Каспер. – Меня тошнит от подполья. Кто туда шел? Всякие бездельники, агитаторы, оборванцы, у которых за душой ничего не было: ни семьи, ни собственности, ни работы… У порядочных людей на подполье просто времени не было, и теперь нам придется за это расплачиваться, если только вы нам не поможете. – Она вновь наполнила бокал шампанским и наклонилась к Майклу: – Вы освободили нас от немцев, а теперь должны освободить от французов и русских. – Она выпила шампанское, встала. – Совет для мудрых. – Мейбл Каспер кивнула и отбыла, пробираясь между столиками в своем простеньком, но очень элегантном черном платье.
– Господи, – выдохнул Майкл, глядя ей вслед, – а еще из Скенектади.
– Война, – продолжал Акерн ровным, спокойным голосом, – как я уже говорил, соткана из противоречий.
– Доложите обстановку! – требовал первый корреспондент.
– Мой правый фланг разбит, в центре меня теснят. Буду атаковать.
– Отстраняю вас от командования, – вынес вердикт первый корреспондент.
– После войны, – говорил английский корреспондент, – я собираюсь купить домик под Биаррицем. Там и поселюсь. Не выношу английской пищи. А если уж вызовут в Лондон, запасусь целым мешком продуктов и буду есть в своем номере в отеле…
– Это вино недостаточно выдержано, – заявил офицер общественно-информационной службы с другого конца стола. Под мышкой у него блестела кожей новенькая кобура.
– Если у кого и есть надежда на будущее, так это у Франции, – поучал Павон двух молоденьких американских пехотных офицеров, удравших в тот вечер в самоволку из расположения своей дивизии. – Американцы должны осознать, что одной борьбы за Францию недостаточно, необходимо понять эту страну, навести в ней порядок, проявить терпение. Это нелегко, потому что французы – самая вспыльчивая нация на свете. Они всех раздражают, потому что любят только себя, на всех смотрят свысока, очень уж благоразумны, независимы и горды своим прошлым величием. На месте президента Соединенных Штатов Америки я бы посылал всю американскую молодежь на два года во Францию. Вместо колледжа. Юноши научились бы разбираться в еде и в искусстве, девушки – в сексе, и через пятьдесят лет мы построили бы Утопию на Миссисипи…
Девушка в цветастом платье, что сидела в другой половине зала, не сводя глаз с Майкла, широко улыбнулась и кивнула, поймав-таки его взгляд.
– Иррациональность войны почему-то не была замечена нашими литераторами, – гнул свое Акерн. – Позволь вновь напомнить о полковнике из дневника Стендаля…
– И что сказал полковник? – Майкл радостно плыл на волнах шампанского, сигаретного дыма, духов, света свечей, страсти…
– Атака русских деморализовала его людей, – строго и назидательно заговорил Акерн, в его голосе появился командирский металл, – они едва не обратились в бегство. Но полковник осыпал их отборной бранью, выхватил саблю и заорал: «Моя жопа круглая, как яблоко! Следуйте за ней!» И они последовали, и отразили атаку. Иррациональные слова, полная бессмыслица, но они затронули патриотическую струнку в душах солдат, вдохнули в них волю к победе, и поле боя в тот день осталось за ними.
– Жаль, что сегодня нет таких полковников, – вздохнул Майкл.