Руки Майкла задрожали в безумном желании разорвать фотографию на тысячу клочков. Он ненавидел Кейна, ненавидел мысль о том, что через много лет, уже в Штатах, этот длиннолицый желтозубый человек будет разглядывать ее, с удовольствием вспоминая это хмурое утро. Но Майкл знал, что у него нет права рвать фотографию. При всей своей ненависти к Кейну он понимал: тот заработал свой сувенир. Когда Майкл медлил и колебался, Кейн повел себя как настоящий солдат. Мгновенно, без малейших признаков страха оценил ситуацию и поверг врага наземь, тогда как остальные стояли столбом, застигнутые врасплох. Что же касается убийства раненого, Кейн и здесь, возможно, принял единственно правильное решение, с неохотой признал Майкл. Немца они бы не спасли. Если бы взяли его с собой, он бы умер в дороге, если б оставили в городе, французы прикончили бы его, стоило им только скрыться из виду. Этот садист Кейн выполнил волю народа, служить которому их, по сути дела, и послали сюда, в Европу. Одним-единственным выстрелом Кейн доказал этим измученным, запуганным людям, что справедливость по-прежнему торжествует, что сегодня утром их мучителям отплачено той же монетой. «Мне следовало бы радоваться тому, что рядом со мной оказался Кейн, – подумал Майкл. – Сам бы я никогда такого не сделал, а ведь другого выхода не было…»
В отвратительном настроении Майкл зашагал к джипу. «А ведь мы здесь ради этого, – думал он, – именно ради этого. Наша задача – убивать немцев. Мне бы следовало прыгать от восторга, торжествовать…»
Но на душе у него кошки скребли. «Я – несвоевременный человек, – с тоской думал он. – Майкл Уайтэкр – несвоевременный человек, раздираемый сомнениями штатский, не желающий убивать солдат». Поцелуи девушек на дорогах, розы, вплетенные в вечнозеленые изгороди, бесплатный коньяк – все это не для него, он этого не заслужил… Кейн, который с улыбкой стрелял в голову раненого, лежащего у его ног, который аккуратно (не дай Бог помнется) засовывал в бумажник чужую фотографию – сувенир с войны, был тем человеком, которого европейцы так радостно приветствовали на залитых солнцем дорогах. Кейн являл собой тип победоносного, адекватно реагирующего на происходящее американца-освободителя, вполне подготовленного для этого месяца насилия…
Мужчина с красным крестом на нарукавной повязке проехал мимо на мотоцикле. Он радостно помахал им рукой, потому что увозил два автомата и сотню патронов для своих друзей в Париже, вышедших на баррикады. Майкл не повернул головы, чтобы посмотреть на его голые ноги, смешные бриджи, запятнанные кровью бинты на голове. Мотоцикл проскочил мимо перевернутого автомобиля, обогнул угол и помчался навстречу восьмистам немцам, заминированным перекресткам, столице Франции.
– Святый Боже! – Во все еще сиплом голосе Стелвато слышалась озабоченность. – Ты в порядке?
– В полном, – сухо ответил Майкл. – У меня все отлично.
– Никки, хочешь взглянуть на дохлых фрицев? – спросил Кейн.
– Нет, – отозвался Стелвато. – Пусть на них смотрит похоронная команда.
– Ты мог бы подобрать какой-нибудь сувенир и послать его родителям.
– Родители ждут из Франции только один сувенир – меня. Другие им не нужны.
– Взгляни. – Кейн достал из бумажника фотографию, сунул ее Стелвато под нос. – Этого парня звали Иоахим Риттер.
Стелвато взял фотографию.
– Бедная девочка, – вырвалось у него. – Бедная блондиночка…
Майклу хотелось обнять Стелвато и расцеловать в обе щеки.
Стелвато вернул фотографию Кейну.
– Думаю, нам надо вернуться к пункту водоснабжения и рассказать ребятам, что у нас случилось. Они слышали выстрелы и небось до смерти перепугались.
Майкл уже собрался залезть на переднее сиденье, но остановился, потому что увидел другой джип, который медленно выезжал на площадь с главной улицы. Кейн передернул затвор, досылая патрон в патронник.
– Отставить! – крикнул Майкл. – Это наш джип.
В подъехавшем джипе сидели Крамер и Моррисон, которые три дня назад были с Павоном. Горожане, толпящиеся на ступенях гостиницы, молча смотрели на оба джипа.
– Привет, парни, – поздоровался Моррисон. – Наслаждаетесь французским гостеприимством?
– Славная была заварушка, – откликнулся Кейн.
– А что тут произошло? – Крамер указал на перевернутый автомобиль, на трупы в серой форме. – Авария?
– Я их пристрелил, – гордо, с улыбкой до ушей ответил Кейн. – Неплохой улов для одного дня.
– Он шутит? – спросил Крамер Майкла.
– Он не шутит, – ответил Майкл. – Всех положил Кейн.
– Гос-спо-ди! – Крамер совсем иначе, с уважением, взглянул на Кейна, над которым с самого прибытия в Нормандию не уставала насмехаться вся часть. – Ну ты даешь, Кейн… Кто бы мог подумать…
– Ведь мы – Управление гражданской администрации. – Моррисон покачал головой. – Надо же было попасть в такую передрягу! Я такого и представить себе не мог!
– Где Павон? – спросил Майкл. – Он приедет сюда?
Моррисон и Крамер все смотрели на убитых немцев. Как и большинство солдат в их части, за все время, проведенное во Франции, настоящих боев они не видели, а потому случившееся произвело на них неизгладимое впечатление.