Молодые львы

– Очень хорошо, сержант, – говорил полковник. – Вы пойдете с лейтенантом фон Шлайном, укажете дом и подтвердите личность дезертира и двух укрывающих его женщин.

– Слушаюсь, господин полковник.

– Вы не ошиблись, предположив, что вашей воинской части больше нет, – бесстрастно продолжал полковник. – Ее окружили и уничтожили пять дней назад. Вы проявили немалое мужество и отвагу, чтобы спастись… – В интонациях полковника Кристиану вдруг послышалась ирония, и ему стало как-то не по себе. Он, конечно, понимал, что ставить людей в неловкое положение – стандартный прием полковника, но вдруг за его словами скрывался тайный смысл? – Я отдам приказ подготовить для вас командировочное предписание и проездные документы. Поедете в Германию в краткосрочный отпуск, а там вас припишут к новой части. Очень скоро, – голос полковника по-прежнему оставался бесстрастным, – такие люди, как вы, понадобятся нам на территории Фатерланда. На сегодня все. Хайль Гитлер!

Кристиан козырнул и вместе с лейтенантом фон Шлайном, тоже носившим очки, вышел из кабинета.

В маленьком автомобиле, за которым катил грузовик с солдатами, Кристиан спросил лейтенанта:

– Что его ждет?

– Его? – Лейтенант зевнул, снял очки. – Завтра мы его расстреляем. В день мы расстреливали с десяток дезертиров, но сейчас, при отступлении, их стало чуть больше. – Он вновь надел очки. – Эта улица?

– Да, – кивнул Кристиан. – Остановитесь здесь.

Маленький автомобиль затормозил у хорошо знакомой двери. Грузовик остановился за ним, солдаты спрыгнули на брусчатку мостовой.

– Подниматься с нами не обязательно, – предупредил фон Шлайн. – Сцена будет не из приятных. Назовите этаж и скажите, какая нам нужна дверь, а остальное я возьму на себя.

– Верхний этаж, – ответил Кристиан. – Первая дверь направо.

– Отлично! – бросил фон Шлайн. Он говорил высокомерным, пренебрежительным тоном, словно хотел поведать всем, что армия недооценивает его таланты. Лениво махнув рукой четверым солдатам, фон Шлайн по ступеням поднялся к двери подъезда и властно нажал на кнопку звонка.

Стоя у края тротуара, привалившись к автомобилю, который доставил его сюда из эсэсовского штаба, Кристиан слышал траурное дребезжание звонка в комнате консьержки, запрятанной в глубинах спящего дома. Фон Шлайн и не думал убирать палец с кнопки. Кристиан закурил, глубоко затянулся. Он же всех перебудит, мелькнуло у него в голове. Этот фон Шлайн просто идиот.

Наконец звякнула цепочка, Кристиан услышал сонный, раздраженный голос консьержки. Фон Шлайн что-то рявкнул по-французски, и дверь распахнулась. Лейтенант и четверо солдат вошли в подъезд, дверь закрылась.

Кристиан шагал взад-вперед, нервно курил. Уже начала заниматься заря, и перламутровый свет, смешиваясь с таинственно-синими и серебристо-зелеными тонами ночи, плыл по улицам, окутывал дома Парижа. Ни один другой город не мог сравниться по красоте с Парижем, и за это Кристиан люто его ненавидел. Скоро он уедет и никогда больше не увидит Париж. Его это только радовало. Пусть этот город остается французам, изворотливым обманщикам, которые всегда побеждают… Он же сыт Парижем, да и всей Францией, по горло. Волшебный луг, который он видел перед собой, на деле оказался вязким болотом. Манящая красота обернулась гнусной западней с умело поставленной приманкой, и эта западня грозила смертью тому, кто еще сохранил в себе честь и достоинство. Обманчиво мягкая Франция обезоруживала всех, кто пытался напасть на нее. Обманчиво веселая, она завлекала своих завоевателей в глубины черной меланхолии. Давным-давно военные врачи проявили удивительную прозорливость. Циничные научные мужи снабдили армию единственным средством, необходимым для покорения Франции и Парижа, – тремя тюбиками сальварсана…

Вновь распахнулась дверь. Брандт в штатском пальто, наброшенном поверх пижамы, вышел в сопровождении двух солдат. За ними появились Франсуаза и Симона в халатах и шлепанцах. Симона рыдала, по-детски сотрясаясь всем телом. Франсуаза смотрела на солдат с ледяным презрением.

Кристиан мельком взглянул на своего приятеля. На заспанном лице Брандта отражалась лишь бесконечная усталость. Кристиан ненавидел это прорезанное морщинами, изнеженное лицо. Это было лицо человека, отказавшегося от борьбы и ради спасения готового на любой компромисс. Да он и не похож на немца, с удивлением отметил Кристиан.

– Тот самый мужчина, – сказал он фон Шлайну. – И те женщины.

Солдаты затолкали Брандта в кузов, потом осторожно подсадили Симону, которая все рыдала и рыдала. Уже в кузове Симона беспомощно протянула руку к Брандту. А тот, потеряв всякий стыд, на глазах у товарищей по оружию, из рядов которых он дезертировал, взял руку Симоны и поднес к своей щеке.

Франсуаза не позволила солдатам помочь ей залезть в кузов. Она бросила на Кристиана короткий взгляд, в недоумении покачала головой и с трудом забралась в кузов сама.

«Это тебе урок, – думал Кристиан, наблюдая за ней, – хороший урок. Сама видишь, еще не все кончено. Даже теперь немцы могут еще одерживать победы…»