Молодые львы

– Ты произвел на меня огромное впечатление. – Она махнула рукой, как бы предупреждая возражения Кристиана. – Честное слово. Я была очень холодна с тобой, не так ли? – Он вновь услышал уже ставший привычным смешок. – Ты и представить себе не можешь, каких трудов мне стоило сохранить эту холодность. Я ведь далеко не безразлична к знакам внимания, которые оказывают мне молодые люди. А ты был такой красивый, сержант… – Усыпляющий, гипнотизирующий голос Франсуазы обволакивал Кристиана, напоминая нереальную, неземную музыку. – Окрыленный радостью победы, самоуверенный, прекрасный. Лишь невероятным усилием воли мне удалось сохранить контроль над своим телом. Сейчас самоуверенности поубавилось, не так ли, сержант?

– Поубавилось. – Кристиан то засыпал, то пробуждался, мерно покачиваясь на волнах ее мелодичного, пропитанного ароматом духов, опасного голоса. – Просто не осталось.

– Ты сейчас очень устал, – ворковала женщина. – И поседел. И я заметила, что ты немного прихрамываешь. В сороковом ты не знал устали. Ты можешь умереть, подумала я тогда, в один миг, от пули, от снаряда, но чтобы устать – никогда… Ты стал другим, сержант, совсем другим. По обычным меркам тебя уже не назовешь красивым: хромота, седина, провалившиеся щеки… Но вот что я собираюсь сказать тебе, сержант. У меня необычные вкусы. Твоя форма больше не сверкает. У тебя серое лицо. Сейчас никто не признает в тебе юного бога механизированной войны… – Раздался еще один призывный смешок. – Но я нахожу тебя очень привлекательным, сержант, бесконечно более привлекательным, чем…

Она замолчала, пьянящий голос растворился среди подушек дивана.

Кристиан встал, шагнул к дивану, посмотрел на Франсуазу. Ее глаза широко раскрылись, губы разошлись в откровенной улыбке.

Он опустился на колени и поцеловал Франсуазу.

Кристиан лежал рядом с ней в темной постели. Ночной летний ветерок лениво шевелил занавески распахнутого окна. Лунный свет, едва пробиваясь сквозь материю, выхватывал из темноты контуры комода, туалетного столика, стульев с брошенной на них одеждой.

Эти жаркие, утонченные, всепоглощающие объятия, эта новая высота сексуальных наслаждений, покоренная Кристианом в его общении с женщинами… безудержный поток страсти смел все долгие дни отступления, все воспоминания о вони разбомбленного санитарного обоза, о долгих маршах, об умирающем французском пареньке, о ненавистном велосипеде, о забитых дорогах, по которым они ползли на украденном автомобиле. Эта маленькая комнатка и мягкая кровать полностью заслонили собой войну. И Кристиан внезапно осознал, что наконец-то, впервые с тех пор, как он много лет назад попал во Францию, ему удалось исполнить обещание, которое он когда-то дал самому себе, но давно уже позабыл: провести ночь с великолепной, все знающей, все умеющей француженкой.

Ненавистница немцев… Он улыбнулся, повернул голову к Франсуазе, которая время от времени легко прикасалась к его телу подушечками пальцев. Ее глаза загадочно поблескивали в лунном свете, волосы темной, благоухающей массой лежали на подушке.

Франсуаза улыбнулась ему в ответ:

– Ты действительно не очень-то устал.

Они рассмеялись. Кристиан придвинулся, поцеловал Франсуазу в то бархатное место, где длинная шея переходила в плечо, вдохнул животворный аромат ее волос и кожи.

– От каждого отступления есть какая-то польза, – прошептала Франсуаза.

Мимо дома маршем прошли солдаты. Их кованые сапоги ритмично стучали по булыжникам мостовой. Звуки эти, приятные для слуха, не имели никакого отношения к человеку, зарывшемуся в ароматные локоны своей любовницы.

– Я знала, что все так будет, – продолжала Франсуаза. – Еще при нашей первой встрече, давным-давно. Потрясающе. Я поняла это с первого взгляда.

– Тогда почему ты так долго ждала? – Кристиан вновь улегся на спину, изучая картину, нарисованную на потолке отблеском лунного света от зеркала. – Господи, сколько времени пропало зря. Почему ты сразу не пришла ко мне?

– Тогда я не спала с немцами, – холодно ответила Франсуаза. – Я не могла согласиться с тем, что завоеватель имеет право на все, что есть в покоренной стране. Ты можешь не верить, в сущности, никакого значения это не имеет, но ты – первый немец, которому я дозволила прикоснуться ко мне.

– Я тебе верю, – ответил Кристиан. И он действительно верил. Каковы бы ни были недостатки Франсуазы, в лживости ее нельзя было упрекнуть.

– Не думай, что это далось мне легко. Я не монахиня.

– Это точно. Готов под этим расписаться.

Франсуаза, однако, не рассмеялась.

– Не только ты подкатывался ко мне. Многие солдаты и офицеры. Такие бравые, такие разные… Но ни один, ни один… Завоеватели не получали ничего… До этой ночи…

Кристиана охватила смутная тревога.

– Тогда почему… почему ты передумала?

– Потому что теперь все встало на свои места – Франсуаза лениво и удовлетворенно рассмеялась. – Все препятствия устранены. Ты ведь больше не завоеватель, мой милый, ты беглец… – Она повернулась, поцеловала Кристиана. – А теперь пора спать…