В этот день рота не участвовала в боях. Солдаты окопались, съели вечерний паек (кусок копченого мяса, бисквит, обогащенный витаминами шоколад, и по вкусу, и на ощупь отличающиеся от натуральных продуктов), почистили винтовки и с вновь обретенной уверенностью ветеранов наблюдали, как все новые и новые роты сходят на берег. Их забавляло, что новички пугались случайно залетевших снарядов и что им везде чудились мины. Колклу ушел на поиски штаба полка, выдвинувшегося в глубь материка, хотя никто и не знал, куда именно.
Ночь выдалась темной, ветреной, мокрой и холодной. На закате дня налетели немецкие самолеты, и береговые и корабельные зенитки открыли мощный заградительный огонь, прорезав небо сотнями огненных трасс. Шрапнель мягко падала на песок вокруг Ноя, который лишь беспомощно смотрел в небо и думал, придет ли время, когда его жизни не будет угрожать опасность.
Разбудили их на заре, когда капитан Колклу вернулся из штаба. Ночью он заблудился и бродил по берегу в поисках своей роты, пока его чуть не пристрелил излишне нервный часовой связистов. Тогда капитан решил, что каждый шаг чреват смертью, вырыл окопчик и обосновался в нем до утра. А когда чуть посветлело и свои уже не могли принять его за немца, Колклу двинулся дальше. Лицо у него осунулось, он выглядел усталым, но приказы выкрикивал по-прежнему громко и вскоре повел роту к крутому обрыву.
За ночь Ной успел простудиться, все время чихал и сморкался в носовой платок. Он надел и шерстяное нижнее белье, и две пары носков, и форму, и полевую куртку, сверху натянул пропитанную специальным химическим составом одежду, которую не продувал ветер, но холод все равно пробирал его до костей, когда по глубокому песку он шагал мимо почерневших от копоти, развороченных немецких дотов, еще не похороненных мертвецов в серой мышиной форме, мимо разбитых орудий, стволы которых все так же грозно целились в сторону моря.
Грузовики и джипы, тащившие прицепы с боеприпасами, буксуя в песке, проползали мимо. Только что прибывший танковый взвод, грозный и неудержимый, на скорости преодолевал подъем. Военные полицейские регулировали транспортный поток, инженерные войска прокладывали дороги, бульдозер утюжил взлетно-посадочную полосу, джипы с красным крестом, нагруженные носилками с ранеными, сползали по дороге, проложенной меж минных полей, обозначенных флажками, к эвакуационным пунктам, развернутым у подножия обрыва. На большом выровненном участке земли похоронная команда рыла могилы для убитых американцев. Однако в этой вселенской круговерти каждый, похоже, знал, что ему положено делать. Ною все это напомнило эпизод из детства: маленьким мальчиком он наблюдал, как приехавшие в Чикаго циркачи в чистом поле устанавливают большой шатер, клетки со зверями, жилые фургоны.
Когда они достигли вершины, Ной обернулся и посмотрел на берег, стараясь запечатлеть в памяти общую панораму. «Когда я вернусь домой, – подумал Ной, – Хоуп захочет узнать, как все выглядело, да и ее отец тоже». Почему-то мысли о том, что он им скажет в тот далекий, прекрасный, мирный день, лишь подорвали уверенность Ноя в неизбежности прихода этого дня. Он вдруг сильно засомневался, что встретит этот день живым, сможет отпраздновать его, переодевшись в костюм из мягкой фланели и синюю рубашку, со стаканом пива в руке, под кленом, щурясь от ярких солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву, изводя родственников нескончаемыми ветеранскими байками о Великой войне.
Берег, заваленный стальной продукцией американских заводов и фабрик, напоминал захламленный подвал магазина для великанов. У берега, сразу за затопленными старыми сухогрузами, которые теперь выполняли роль волноломов, выстроились миноносцы, орудия которых непрерывно обстреливали укрепленные пункты немцев, расположенные в глубине материка.
– Вот как надо воевать, – раздался у уха Ноя голос Бурнекера. – Настоящие койки, кофе по утрам. Стреляйте, сэр, как только будете готовы. Нам следовало идти во флот, Аккерман. В пехоту идут только те, у кого ума меньше, чем у кролика.
– Пошевеливайтесь! – хорошо поставленным сержантским голосом, который не смогли изменить ни морская качка, ни вид убитых, прикрикнул снизу Рикетт.
– Если б мне предложили остаться с кем-нибудь на необитаемом острове, я бы в первую очередь указал на него, – прошептал Бурнекер.
Они повернулись и зашагали вниз, оставив берег за спиной.
Шли полчаса, прежде чем выяснилось, что Колклу снова заблудился. Он остановил роту на перекрестке, где два военных полицейских регулировали движение транспорта из глубокого окопа, вырытого ими у дороги; из земли торчали только их каски да плечи. Ной видел, как сердито жестикулирует Колклу, как злобно кричит он на военных полицейских, но те лишь качали головами, не ведая, где найти ответы на вопросы, которые задавал капитан. Тогда Колклу вновь вытащил карту, а потом наорал уже на лейтенанта Грина, когда тот подошел, чтобы помочь.
– Удача не на нашей стороне, – вздохнул Бурнекер. – Наш капитан не сможет отыскать плуг в бальном зале.