Молодые львы

– Ш-ш-ш, – остановил ее Ной. – У нас только две недели. Давай не тратить время попусту. Ты поела?

– Нет, я мыла волосы.

Он сел на краешек ванны, устало улыбнулся Хоуп.

– Высуши их, и мы пойдем обедать. Я слышал про один ресторанчик на Второй авеню, где жарят лучшие в мире стейки. Каждый стоит три доллара, но зато…

Она уселась ему на колени, обняла за шею.

– Любимый мой, любимый…

Ной гладил Хоуп по голому плечу, словно хотел запомнить, какое оно на ощупь.

– На следующие две недели мы уедем в отпуск. – Ему удалось унять дрожь в голосе. – Вот так я буду приводить в порядок свои дела. – Он широко улыбнулся. – Махнем на Кейп-Код[34], будем плавать, кататься на велосипедах и есть стейки по три доллара. Пожалуйста, дорогая, очень тебя прошу, перестань плакать.

Хоуп встала и несколько раз моргнула.

– Все. Слезы высохли. Больше я плакать не буду. Волосы я высушу за пятнадцать минут. Ты сможешь подождать?

– Да. Но поторопись. Я умираю от голода.

Она сняла полотенце с головы, занялась волосами. Ной сидел на бортике ванны и наблюдал за ней. Время от времени Хоуп ловила в зеркале отражение его худого, усталого лица. Она знала, что таким оно навсегда останется в ее памяти, немного растерянное, любящее. И не только лицо. Она будет помнить, как Ной сидел, словно на насесте, на бортике фаянсовой ванны, помнить и после того, как он надолго покинет ее.

Они провели две недели на Кейп-Коде. Остановились в безупречно чистом домике для туристов, на лужайке перед которым развевался на столбе американский флаг. На обед ели суп-пюре из моллюсков и запеченных омаров. Лежали на белом песке, плескались в холодной воде, по вечерам ходили в кино, смотрели, не комментируя, выпуски новостей, в которых обвиняющие, дрожащие от праведного гнева голоса вещали с мерцающего экрана о смертях, сообщали о поражениях и победах. Они взяли напрокат велосипеды, ездили на них по проложенным вдоль побережья дорогам, смеялись, когда мимо проезжал грузовик с солдатами и те, отдав должное красивым ногам Хоуп, свистели и кричали: «Хороша у тебя пташка, приятель! Какой у тебя призывной номер? До скорой встречи!»

Носы у них облупились, волосы слиплись от соли, кожа, когда поздним вечером в своем маленьком коттедже они ложились в постель на безупречно чистые простыни, благоухала океаном и солнцем. Они практически ни с кем не разговаривали, и две недели словно растянулись на целое лето, на весь год, вобрали в себя все прошлое и все будущее, а время будто бы пошло по кругу. Казалось, они никогда не покинут эти песчаные дороги, проложенные в хвойных лесах, вечно будут любоваться сияющей под жарким солнцем и под яркими звездами водой, подернутой рябью от ветерка, прилетевшего сюда из Вайньярда или Нантакета, наслаждаться бескрайним океаном, покой которого нарушают только чайки, маленькие яхты да всплески летающих рыб, резвящихся неподалеку от берега.

А потом две недели закончились и они вернулись в город. В сравнении с бледными, вялыми, измученными летним зноем людьми Ной и Хоуп выглядели здоровыми и сильными.

Наступило последнее утро. В шесть часов Хоуп сварила кофе. Они сидели за столом напротив друг друга и маленькими глотками пили горячую черную жидкость из огромных чашек, их первого совместного приобретения. Потом Хоуп шагала рядом с Ноем по тихим, залитым солнечным светом улицам, еще хранившим ночную прохладу, к обшарпанному, давно нуждающемуся в покраске зданию, когда-то магазину, а теперь призывному пункту.

Они поцеловались, уже думая о чем-то своем, уже отдалившиеся друг от друга, и Ной направился к кучке людей, столпившихся около столика, за которым сидел мужчина средних лет. В этот час беды он служил родине тем, что дважды в месяц поднимался пораньше, чтобы дать последние в гражданской жизни указания и вручить бесплатные билеты на подземку тем, кто отправлялся с этого призывного пункта на войну.

Призывной пункт Ной покинул в группе, состоящей из пятидесяти человек. Вместе с ними он отшагал три квартала до ближайшей станции. Горожане, спешащие по своим утренним делам, в магазины или в конторы, чтобы посвятить день покупкам, готовке или зарабатыванию денег, смотрели на них с любопытством и благоговейным трепетом. Так местные жители смотрят на пилигримов из далекой страны, невесть откуда забредших на их улицу, чтобы продолжить свой путь к только им ведомому таинственному святилищу.