Мокрая вода

Он повторил фокус с горящей бумажкой. Она горела хуже, чем в первый раз. Боб надел респиратор и огляделся по сторонам. Слева от него на высоте метра виднелись две трубы, врезанные в стену. В стене напротив была ещё одна. Все трубы были примерно полутораметрового диаметра, сухие.

Он попытался сориентироваться и определить свое местонахождение. Мысленно вернулся к началу, прошёлся ещё раз и решил, что находится недалеко от Кунцево.

Наверху была Москва, изрезанная транспортными кольцами, дорогами, шоссе, холмами и улицами, парками, плотно заполненная сотами домов, бетонных громадных ульев. У него возникло тёплое чувство от простой мысли, что кто-то сейчас пьёт чай на кухне, а кто-то смотрит телик, плещется в душе.

Он словно двигался внутри себя, в некоем тоннеле своего Я, и сейчас прикидывал, насколько правильно было свернуть именно сюда.

* * *

Он перешёл речку, присел на край трубы, опустил респиратор на подбородок и закурил. Было начало двенадцатого.

– Что сейчас делает Нина?

Он сослался на срочную работу и предупредил, что будет звонить завтра или в воскресенье, потом зайдёт в гости.

Он представил её в домашней одежде, милую и невероятно далёкую. Но тут же приказал себе не отвлекаться и не расслабляться. Кинул окурок в воду, тот зашипел обидчиво и затух.

Боб встал, вздохнул, надел респиратор.

Он вышел к заброшенной галерее. Болотисто коричневели лужи, кособоко привалился к стене вагончик проходчиков. Промасленная ветошь, обрывки газет, баночка из-под горчицы – таких уж и не делают. Отбойный молоток без жала. Если бы не толстый слой бурой пыли, могло показаться, что тишину сейчас нарушит ядрёный мат. Слова отскочат от свода, грубый голос бригадира прервёт перекур, и всё оживёт вместе с человеческими голосами и тяжким гулом тоннельной работы.

В конце тупика темнел отвал земли. Боб не стал его исследовать.

Он осмотрелся, увидел справа галерею и, согнувшись, полез в неё.

Вскоре послышался шум: где-то впереди двигался поезд. Он понял, что звук идёт справа. Увидел широкий лаз на высоте чуть более метра, подтянулся и вполз внутрь. Звук стал явственней. Боб двигался ему навстречу и через полчаса осветил впереди круглое отверстие, выходившее в вертикальную шахту метров пяти в диаметре.

Боб выполз на поржавевшую площадку лестничного пролёта, встал. Перед ним была металлическая решётчатая дверь с большой белой табличкой: «Стой! Проход запрещён!». За дверью круто уходила вверх рыжая лестница.

Он насчитал восемь секций. Дальше всё скрывалось во мраке.

– Метров шестьдесят, – прикинул Боб.

Прутья двери были на большом расстоянии друг от друга. Он отжал соседние, боком пролез. Ярко светил плафон.

Снизу послышался звук приближающейся электрички. Он нарастал, сбоку шахты наплыл свет, отразился от стен, высветлил их до цвета бледной чайной заварки. Состав промчался, оглушая, затих вдалеке, только платформа под ногами вибрировала едва ощутимо.

Несмотря на грозное предупреждение, Боб открыл дверь трёхгранным ключом. Рядом с лестницей, за плотной сеткой – лифтовой колодец. По нему ездят дважды в сутки – в шесть утра и шесть вечера. Не скоро ещё. Время есть.

Он стал неспешно подниматься, стараясь не сбить равномерного дыхания, придерживаясь заданного ритма. Через три пролёта он увидел справа толстую «противоядерную» дверь, задраенную наглухо, как отрезанный от других отсек в субмарине, матовую лампочку над ней, забранную в металлическую сетку. Рядом с дверью находился мощный армейский телефон в кожухе.

Боб снял трубку. Где-то в невидимом далеке послышалось слабое поскрёбывание сигнала, щелчок, и кто-то на том конце чётко произнёс:

– «Затвор».

– «Камень-на-Оби», – ответил он, вспомнив безумные пароли начальника штаба в родном танковом полку.

– Жопа! – засмеялись на другом конце. – «Франкфурт-на-Майне»!

– А, ё! – притворно расстроился он, опустив голову, чтобы не засветиться в камере наблюдения.

– Где тя носит, дядя? Ноль часов уже зашкалило!

– Штау, – ответил Боб в тон. – Пробки, непростая обстановка на дорогах.

– Не звездиццензизих, камрад! – обрадованно засмеялись на том конце. – Открываю.

Дверь выехала вперёд, потом сместилась вправо, сползла на двух направляющих. Боб сделал шаг вперёд и оказался в освещённом коридоре. Он машинально вытер ноги. Тщательно. Хоть и не диггер, который не должен оставлять следов. Дверь плавно встала на место, вздохнула, зафиксировалась.

Перед ним был пульт, мерцающий разноцветными лампочками на столе дежурного – телефон-вертушка, решётка для почты, настольная лампа. На стене большая карта Советского Союза и портрет Сталина в кителе генералиссимуса, в чёрной раме.

Большая табличка: «Предъяви пропуск».

Он почувствовал на себе чей-то взгляд. Медленно повернулся, искоса глянул снизу вверх. На него в упор смотрел дневальный. Неестественно прямо он стоял на подставке у тумбочки, положив обе руки на штык-нож, висевший на поясе.

Боб напрягся, задержал дыхание, готовый к любым неожиданностям. Успел подумать:

– Рюкзак руки связывает. Куртка. Не сильно потрепыхаешься.