Мокрая вода

Семёныч сходил в комнату, принёс ещё одну схему. На ней была нарисована звезда о семи углах. Он приложил схему: одно острие звезды точно совпало с тем местом, которое Боб обозначил как свой выход на поверхность – улица Красных Зорь.

– Смотри, Семёныч! – вскричал Боб, – один луч – от Кремля, остальные – ты смотри, смотри, какая картинка получается – чёткая паутинка!

Они ошеломлённо смотрели друг на друга.

– Надо выпить! – прервал паузу Семёныч. – Слишком это всё необычно, но так вроде как само – рр-р-раз, и сложилось!

Они выпили, помолчали.

Боб переписал координаты, куда выходили Точки Силы.

Надо было это проверить на местности.

Попили чай с тортом, подсластили жизнь. Распрощались задумчиво, потому что мысленно уже прокладывали путь в лабиринтах и были далеко.

Поиск пещеры

К спуску в катакомбы Боб готовился заранее, серьёзно. Складывал в свой шкафчик на работе всё необходимое: прочный шнур, фонарик, компактный противогаз, каску с фонарём и аккумулятором, бахилы от костюма химзащиты, пакет сухофруктов, фляжку воды, небольшую аптечку в водонепроницаемом пакете, компас, респиратор.

В пятницу он отпросился с работы пораньше: чтобы было меньше свидетелей и ненужных вопросов. Редким любопытным объяснил, что идёт с друзьями в турпоход и надо успеть под расписание электрички.

Он шёл к «графским развалинам». Звонко, неумолчно пели птицы. Жизнь вокруг, как никогда прежде, наполнилась особым смыслом, окружающие предметы и всё видимое глазу приобрело остроту, необычную значимость.

Что станет с простой жизнью, если он в своём опасном предприятии не придёт к финишу живым и желательно – здоровым?

Птицы будут по-прежнему петь. Пространство не изогнётся пружинистой дугой от его последнего крика где-то там, внизу, в земной сырой глубине, ставшей последним его приютом. И никто не услышит, даже крот или крыса не вздрогнут, как бы ни звал он на помощь. Что ж, хоть и нежелательно это, но очень даже вероятно!

Боб отогнал мрачные мысли. Скинул рюкзак, переобулся в химзащиту, надел на голову вязаную шапочку, каску. Протиснулся в дверной проём, осветил просевшую стену.

– Подкопаться снизу или продолбиться сверху? – подумал он.

Примерился в неудобной тесноте подвала и решил увеличить кайлом узкий лаз. Предстояло расширить его сантиметров на сорок, чтобы можно было пролезть самому и втащить рюкзак.

Короткими, сильными ударами он вгрызался в остатки старинной кладки. Красно-белая пыль роилась в воздухе. Некоторые кирпичи отходили легко, а некоторые сцепились намертво в сплошной монолит. Боб очертил мысленно некое пятно и долбил по его периметру долго и упорно, отыскивая на ощупь места, где кладка держалась слабее.

Примерно через час-полтора работы он вывернул ручкой кайла кусок стены и почувствовал лёгкое встречное движение затхлого воздуха. Подполз к дверному проёму, снял респиратор, закурил и позволил себе расслабиться. Руки в рабочих перчатках слегка дрожали. На лице, ресницах была пудра кирпичной пыли. Пот катился градом, шапочка под каской была мокрой. Он лежал на боку, жадно дышал, затягивался сигаретой, смотрел на серый вечер через амбразуру кособокого проёма, отдыхал.

Стрельнул куда-то вверх светящимся трассером сигареты, вздохнул и вернулся.

Он стесал острые углы, кое-где выбил куски кирпича по краю. Лаз был на высоте немногим более метра от земли. Он перекинул рюкзак внутрь, полез сам, извиваясь, сложив руки, как пловец перед прыжком, и не выпуская кайла, втискиваясь червяком в узкое отверстие неправильной формы. Жёлтое пятно фонарика беспорядочно выплясывало по стенам, временами растворялось в сумраке галереи, опять впрыгивало на стены.

Наконец влез весь, выпал, как монетка из дырки в кармане. Откинул кайло чуть в сторону и завалился боком вправо от лаза.

Встал, поправил каску, распрямился. Высота галереи была чуть более двух метров.

– Как в малогабаритной квартире, – подумал Боб.

Посидел немного в темноте, передохнул. С той стороны оставались сиреневые сумерки, надвигалась ночь. Десятый час.

Пахло сыростью, плесенью, погребом, в котором давно никто не был. Он осветил фонарём стены. Кирпичи выложены торцом, в длину. Когда-то была штукатурка, но местами отвалилась, и теперь кладка стен и скруглённого купола кое-где была словно припудрена белёсым налётом.

Бугристая поверхность, по которой он шёл, напоминала лесную тропинку. Здесь давно никто не ходил, но она была плотной.

Он нашёл в кармане чек из магазина, поджёг его. Слегка навощённая тонкая бумага загоралась неохотно. Потом вспыхнула, разгорелась ровным пламенем. Он откинул в сторону догорающий клочок, чтобы не обжечь пальцы.

– Душновато, но дышать можно. Воздух не ядовитый. Пока.

Он плавно спускался вниз и влево, по дуге. Было тихо. Временами сверху доносился далёкий шум, почва слегка подрагивала. Поезда и электрички двигались по своим маршрутам.

Стал слышен шум воды. Сначала ему показалось, что это звенит в ушах от тишины. Он прислушался. Нет, не показалось, журчит вода. Потянуло влажной свежестью.