Мокрая вода

– Эге-е-гей! Ау-у-у! – Звук убежал. Отскочил от стен, вернулся слабым эхом. – Надо будет подготовиться, как следует и вернуться, – решил Боб.

Ход его заинтересовал.

* * *

Он поспешил на работу.

Теперь слева, за бетонным забором, высилась огромная гора панелей от разобранных «хрущоб». Ухала, сотрясая землю, дробилка.

Из-за поворота летел навстречу Рексона. Чуть поотстав – Бублик и Пухлик. Они улыбались, махали хвостами и были счастливы за версту.

Тёмно-бурая сука и рыжевато-коричневый кобель приблудились к сторожке, в которой жила супружеская пара таджиков. Они кормили собак, собаки помогали им сторожить.

Вскоре сука родила пятерых щенков, и таджики оставили двух кобельков светло-коричневой масти. Через некоторое время сука то ли ушла, то ли «сосватали» её в другую стаю, но – исчезла. Кобель Рекс остался.

– Рекас – звал его таджик. Выходил по утрам в тюбетейке, синем ватном халате, приседал на корточки, курил, жмурился на солнце и кормил собак. Здоровался за руку, кланялся, улыбался. Безобидный, зависимый от всего и всех. На одну ступеньку выше в Москве, чем эта собачья семья. Терпеливый и упорный в простой работе, как ослик с поклажей на горной тропе.

Боб называл кобеля Рексоной. «В одной морде» – и мама и папа! Пёс возился со щенками, выгуливал, воспитывал. Если надо было – защищал.

Весёлый, улыбчивый Рексона нравился всем. Его щедро подкармливали остатками домашних вкусностей.

Но фирмочка закрылась, таджики уехали. Остались три собачьих будки. Щенки росли, матерели. Небольшая стая держалась дружно. Охраняла «свою» территорию от набегов других стай.

– Ах, ты – краса-а-авец! – Боб чесал за ухом Рексону. – Какие шикарные шаровары! Умница!

Рексона взвизгнул, приподнял забинтованную лапу:

– Поаккуратней, я же раненый.

На прошлой неделе Боб шёл на работу и издалека услышал могучий лай, визг и рычание большой собачьей свары. В центре разноцветной кодлы пришлых псов волчком вертелись Рексона и два его воспитанника. Они огрызались и отбивались на пределе своих возможностей, потому что чужаков было в несколько раз поболее. Но когда нападают скопом и все хотят отличиться – толку, как правило, бывает немного.

Боб на ходу подхватил здоровенную дубину и рванул на выручку. Он бил по чему попадёт, псы с воем и визгом отлетали, разбегались. Однако Рексону кто-то успел цапнуть. Он поскуливал, облизывал ранку. Боб принёс из аптечки перекись водорода, промыл, забинтовал. И теперь Рексона всякий раз показывал Бобу лапу: докладывал, как идёт выздоровление.

Щенки приблизились.

Рексона ощетинился, рыкнул. Куда подевалась его ласковость!

Прыгнул на ближнего, Пухлика, повалил на землю, вцепился в горло. Тот взвизгнул. Второй опустил голову, поджал хвост, неуверенно двинулся к Бобу. Рексона зарычал, привстал. Острые белые клыки обнажились, нос наморщился. Щенок лёг на землю, пополз к Рексоне, всем своим видом выражая покорность и подчинение воле вожака.

– Законы настоящей стаи! – подумал Боб. – Они смогли вернуться в это состояние.

Они ближе к природе. Часть природы. Человек уже не сможет вернуться в первобытно-общинный строй. Знания уводят его всё дальше. Становится ли он от этого лучше?

Он достал из пакета бутерброд с ветчиной, протянул. Рексона аккуратно взял его зубами, отошёл в сторону, повернулся спиной. Холка вздыбилась. Боб незаметно тиснул по бутерброду молодым псам. Они мгновенно спрятали их в пасти. Сглотнули. Было видно, как бутерброды «прокатились» по горлу. И когда Рексона повернулся – уже смотрели на него как ни в чем не бывало. Прямо в глаза. Удивлённо, не мигая. Словно не успели спрятать дневник и подтиснули его под задницу.

Псы потрусили в сторону станции. Боб шёл и думал:

– Надо будет прикупить канат, скобы. Ботинки, каска, рюкзак, роба, тельняшка – уже есть. Батарейки, большой фонарь или аккумулятор. Нож не забыть. Компас. Спички. Зажигалки – несколько штук. Сигареты, энзэ, запаять в полиэтилен, чтобы не промокли. Дозиметр – с Василичем переговорить надо будет. Фотоаппарат.

Он дошёл до большой бочажины, огороженной старыми ящиками и горбылём, переплетённым кусками бечёвки, старой проволоки. Самопальный вольер.

По краям рос камыш. В нём прятались уточка и шестеро утят. Поначалу было восемь, но двух сожрали собаки. После чего гастарбайтеры, которые ходили тут на работу, на большую продуктовую базу, сделали эту выгородку.

Уточка настороженно крякнула. Утята перестали пищать, затаились.

Боб достал из кармана куртки большую горсть перловки и кинул. Утка крутила головой, поглядывала чёрными бусинами глаз.

Он спустился с насыпи. Пошёл к цеху. Утка крякнула снова. Боб оглянулся. Она охорашивалась, открывала клюв, словно что-то хотела сказать. Ныряла кверху хвостом, находила в воде корм.

Утята вертелись вокруг, учились жить и добывать хлеб насущный.

Пушистые, глупые серые комочки.

– Надо будет позвонить Семёнычу, – продолжал размышлять Боб. – У него большой архив собран по истории Москвы. По моей теме. В Интернет, конечно, слазить. На этом всемирном чердаке – что только не пылится!

* * *

Он позвонил Семёнычу на неделе. Условились встретиться в субботу.