Мокрая вода

– Нет! – отвечает. – Замуж я согласна, но если сейчас мы с тобой поженимся – все документы надо заново оформлять, а это стоит немалых денег, и времени займет много. Надо тебе бумагу сделать, что ты по материнской линии – еврей, тогда проще и быстрее оформить можно.

– Да, ситуация, – сказал взволнованно Василич.

Все посмотрели на него.

– Знавал я одного кренделя. Вернулся он после армии, пошёл оформлять паспорт, прописку. И в пятой графе для куража написал: национальность – иудей! Хотя и нет такой в природе. А паспортистка буковку одну не рассмотрела и написала – «индей»! Так он потом, как выпьет – всем паспорт показывает и говорит:

– Единственный представитель единственной национальности! Ни индус, ни индеец! Индей!

Теперь засмеялись все, кроме Михалыча.

– И вот этот «индей» сделал неожиданное открытие: что его фамилия и название одного городка в Польше – совпадают. До войны в этом городе проживало 5 тысяч населения, из них 15 тысяч евреев. Евреи там 350 лет жили – это он мне потом рассказал. И был городок известен тем, что там издавалось множество знаменитых еврейских книг, которые и сейчас можно найти в Израиле. Потом война эта страшная. Сейчас редкие старики, чудом выжившие тогда, приезжают на могилки.

Впал он в веру, стал учить иврит, затосковал и надумал уехать в Израиль. Но поскольку предприятие, где он трудился, работало на оборонку, его долго мурыжили по кабинетам. Устроился он сторожем на стройке. А я служил тогда в стройбате замкомроты, лейтенантом, после ВУЗа. Ну и как-то разговорились, общие темы нашлись, подружились. У меня же тогда и солдаты были в подчинении, и техника. Проводил его, загрузил-разгрузил, уехал он, А потом ещё долго приходили разные люди: мол, мы от Гриши. Сколько перевёз «отъезжантов» – не сосчитать. И мог же залететь – элементарно! Но ничего – всё обошлось. Значит, ничего плохого не делал. Может, они за меня там где-то молились, чтобы не было лиха?

– Прости, Михалыч! – извинился Василич. – Это я к слову, чтобы не забыть. Продолжай!

– Нет-нет! Абажжите! А то я тоже забуду! У нас одна женщина работала, вышла замуж за болгарина, а его звали – Людмил! У них, у болгар, это нормально! Родилась дочь, назвали Мариной, а отчество? Людмиловна, что ли, в паспорте писать?! Написали – Леонидовна! Выкрутились!

– Продолжай, Михалыч, не серчай! Похоже, все высказались, кто хотел.

– Решил – не буду я сейчас отъездом заниматься, – продолжил Михалыч. – Всей родне биографии испорчу! Время-то, какое было – перестройкой ещё и не пахло! Уезжали – помните, у Жванецкого: «Как на кладбище – только туда»! И уже подходит время, ей ехать. Я – обезумел! Говорю, клянусь, что к тебе обязательно в Америку приеду! Будем вместе! Поговорил с Аркадием, однополчанином: можно ли сделать обрезание, чтобы она не сомневалась во мне.

– Вот это да! – воскликнул Геныч. – Эка тебя закрутило!

– Да. Сейчас вспоминаю – не я это был… Вежливо меня отговорили, как с больным, побеседовали. Старцы седые – шиврей лухот…

Прошло немного времени. Дембельнулся. Я по-прежнему, как под водой – ни дышать, ни говорить. Решил я тогда поменять фамилию. И стал Драбкиным. Моисей Михалыч Драбкин! Сама процедура несложная, но по кабинетам походить пришлось. И везде смотрят косо. Как на изменника родины!

– Ты глянь на себя! – засмеялся Геныч. – Ну, какой ты, к хренам, Моисей? Волосы соломой, нос – картошкой!

– Не надо! – вступился Боб. – Евреи тоже бывают разные, даже темнокожие. Вон – в Африке нашли! В Эфиопии, что ли?

– Пособник сионистов! – продолжил Михалыч. – Понял я, каково ей было! И вроде бы – с ней стал, рядом, вместе, а никто не верит! Все в этом видят лишь одно – собрался мол, за границу рвануть – так и скажи. Я и вообще разговаривать перестал на эту тему. Что мне эти люди, чего их убеждать, разубеждать – пустое! Почему – Моисей? Потому что в пустыне и «вожу свой народ» двадцать четвёртый год! Сначала на работу было не устроиться, всякое бывало – не на облаке ведь живём. С двух сторон черты оседлости. С одной русские, с другой – евреи. В словаре специально посмотрел – эбэр, значит – перейти черту… Вот я и перешёл.

– «И служил Иаков за Рахиль семь лет, и показались они ему за несколько дней, потому что он любил её», – внятно сказал Василич.

В пронзительной тишине пели птицы – божьи твари, просто пели, потому что это дано птицам.

– Аркадий, бывший однополчанин, взял к себе, – после паузы сказал Михалыч. – Научил скорняжничать, шить. Они же тоже – не все сплошь банкиры! Потом Фима уехал – передал по наследству место истопника в газовой котельной, а сам – в Штаты, через Вену. Я там стол для себя оборудовал. Скрою за ночь, днём посплю немного – и за оверлок. Никто не мешает, руки работают, а голова – складывает. И думаю: вот они, и вот мы – козлы отпущения для власти! Удобно – стравил, враг – вот он!

А она уехала – и всё! Ни ответа, ни привета. Год я не мог на девушек смотреть. Какой там – свидания-ухаживания! Приворожила! Вейзмир![7]

– А ты – крещёный? Был? – спросил Василич.