Мокрая вода

– Вот она, рефлексирующая интеллигенция! – сказал Василич. – Вечные крайности! Хорошо нам? Природа – радуйся! Малому радуйся! Зачем какая-то классификация, теорию под это подводить! Хотя – можно присесть, как в старину, под дерево и заниматься ауспицией.

– Так! А это с чем надо кушать?

– Ауспиция – это гадание по пению или полёту птиц. Сидишь, смотришь, загадываешь… Помните, у Тютчева.

– Естественно!

– вскинулся повеселевший Геныч.

– Ранний Тютчев, наша тема!

– Так я продолжу, с вашего позволения. Фёдор Иванович Тютчев:

Не рассуждай, не хлопочи!
Безумство ищет, глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть тому, что будет.

Живя, умей всё пережить:
Печаль, и радость, и тревогу.
Чего желать, о чём тужить?
День пережит – и, слава Богу.

– Позвольте возразить, господа! Предлагаю направить открытое письмо в Международную лигу сексуальных реформ! – сказал Геныч. – Я бы, простите за наглость, одну строчку у Тютчева переделал – «Жуя – умей всё пережить»!

– Сейчас модно направлять в Лигу сексуальных меньшинств, – сказал Михалыч. – Примета нашего времени! Чарли Чаплин завещал миллион долларов первому мужчине, который родит ребенка. Но мне непонятно – зачем? Если женщины с этим справляются, и неплохо справляются!

– Борьба и единство противоположностей – вот что двигает миром людей! – с пафосом провозгласил Геныч. – При том, что изначально бабы – дуры! Особенно – красивые! Они любят в мужиках свою возможность иметь детей. И ради бабок – на всё готовы!

– Позвольте исправить некоторую неточность в вашем докладе, – сказал Василич. – Лет пять-шесть тому назад опросили почти две тыщи человек: «Что такое любовь»? Так вот – только один несчастный, жалкий процент респондентов заявил: «Где бабки – там любовь»! Значит, не в припухлости кошелька дело! Женщины жаждут духовной близости, поэтому верят всякому немудрящему комплименту и легче идут на секс. Они ищут в нас то, чего им природа не дала. Чтобы наши возможности дополняли их способности. У них повышенное чувство ответственности перед будущими поколениями.

– Попробуй, сформулируй – за что мы их любим? – попросил Михалыч.

– Спрашивают одну американку: как это вас угораздило мужа сыскать в Сибири? – Зашла в кафе. Пьём кофе, разговариваем кое-как на английском. Он оперся подбородком на руку, часы съехали по руке. Вот в этот момент что-то щёлкнуло во мне – и всё! Пятнадцатый год живём и радуемся! Как ты это в формулу сложишь?

– Давайте выпьем за непорочное зачатие! – предложил Геныч.

– Тем более, что на наш век – хватит! – сказал Боб. – Мы же ничего не теряем!

– Учёные утверждают, что если в бане женщине посидеть в определённые дни – может вполне зачатие произойти, непорочное, как в Библии, – сказал Михалыч.

– Пушкин в «Гаврилиаде» тонко на счет этого проехался, – улыбнулся Василич.

– Ну, ты опять – червь книжный! – сказал Геныч. – Не начинай, я тебя прошу!

Разлили, выпили молча, лишь покряхтели слегка. Закусили тёплым мясом.

– Я вот срочную после строительного техникума служил в стройбате, в военпроекте, – заговорил Михалыч. – И был у нас молодой замполит-старлей. Вхож был во все театры, на выставки, гастроли! Мы отрабатывали – возили, грузили, а за это бесплатно посещали разные мероприятия. Однажды притопали мы на выставку, ходим, смотрим. А я, благодаря беседам замполита, уже кое-что понимал в живописи, театре, сам интересовался. Мне картина приглянулась. Акварель: мостик, река, куст, склонённый к воде. Полдень прозрачный, тёплый. Незатейливо, а – цепляет!

– Нравится? – спрашивает кто-то сзади.

– Да. В ней есть воздух! – Поворачиваюсь – девушка небольшого роста. В свитере под горло, юбка удлинённая, короткая стрижка. Выразительные тёмные глаза, почти чёрные, бархатистые. Смуглая – что-то южное в ней явно есть. Фигура красивая. Я сразу это всё «сфотографировал».

– Сложная техника – «по-мокрому» – отвечает. А у нас увольнительная до вечера. Обошли мы с ней выставку, картины посмотрели, обменялись мнениями. Она на третьем курсе училась в Академии художеств. Эля Драбкина. Пригласил её в кафе. Отнекивалась, но согласилась на чашечку кофе. Я же себя с ней чувствую спокойно, будто много лет знакомы.

И закрутились страсти – африканские!

Я на службе договорюсь, днём добегу до её дома – она в центре жила. Целуемся – аж зубы о зубы стучат. Не помним, как разделись, и падаем, где стояли! Проходит месяца три. И тут она мне говорит:

– Мама с сестрой уже в Америке, и на меня документы оформляются. А ты что думаешь?

– А что тут думать – кто ж меня из армии отпустит? Давай, говорю, поженимся, подождём полгода до дембеля, и тогда начнём готовиться к отъезду.