Моя жизнь — что это было?

А Рафаэль, между тем, придумал для меня новое задание: найти в России месторождение белого мрамора или черного гранита с тем, чтобы он мог за малые деньги организовать его добычу и дальнейшую транспортировку в Испанию. Сначала я не знала с чего и начать поиски. Cмотрела разные объявления. Потом решила поехать на Ленинский проспект в музей геологии, и там в музее экскурсовод подсказала мне, что буквально рядом от них находится лаборатория месторождений. Я поспешила туда. И там у меня состоялся разговор с заведующим, который мне поведал про одно недавно обнаруженное месторождение белого мрамора в Кемеровской области и дал телефон того человека, у которого была лицензия на это месторождение, это был директор одного совхоза. Рафаэль и этот человек прилетели в Москву для встречи, встретились в ресторане и договорились о дальнейшем сотрудничестве. Человеку нужны были деньги, а Рафе мрамор. Всё казалось просто. Но не тут-то было. Дальше была наша с Рафой поездка в Кемерово и обсуждение создания совместного предприятия, где Рафаэль претендовал на 51% участия. В переговоры был подключён директор кемеровского проектного института, который представил обширный генплан производственной площадки. Рафе это было не нужно. Он хотел начать разрабатывать карьер, добыть первый блок, отвезти его в Испанию, продать и на вырученные деньги продолжить добычу. Но у наших были обширные планы. Они хотели долго кормиться на халяву как можно большим числом включённых в процесс. Я держала руку на пульсе. Рафаэль продолжал интересоваться тем, сколько может стоить добыть 1м3 мрамора. И это было загадкой. Через несколько месяцев мы полетели в Кемерово второй раз, уже с испанским геологом: Рафа намеревался слетать на само месторождение и посмотреть пробы мрамора на месте, там, где бурили скважины. Был сентябрь 1994 года. Погода в тайге была нестабильная, и мы никак не могли полететь туда на вертолёте. Рафа не дождался и улетел в Испанию, я с геологом остались в гостинице дожидаться разрешения на вылет на вертолёте в тайгу. Наконец, в субботу нам сказали, что попытаются полететь. (На следующий день мы улетали в Москву, и геолог должен был вернуться в Испанию). Полетели мы двое с испанской стороны, зам. директора совхоза и ещё двое товарищей. Когда мы уже приближались к месту назначения, вертолёт попал в белое молоко облака — мы летели вслепую, я чувствовала, что дело плохо, посмотрела на геолога, он показал мне руками крест, я перевела взгляд на зам. директора совхоза, в надежде на то, что наши люди будут посмелее, но он, улыбавшийся до этого, тоже вдруг посерьёзнел, и мне стало; совсем не по себе, я попыталась кричать пилоту, чтобы поворачивал назад, но в шуме пропеллеров он, думаю, меня не слышал; вдруг на мгновение молоко чуть-чуть рассеялось, и я увидела, как вертолёт почти коснулся верхушки деревьев, и после этого лётчик резко взмыл вверх и стрелка высотной шкалы, за которой я наблюдала, резко подскочила вверх и зашкалила. Мы поняли, что лётчик, наконец, повернул и летит назад и ещё какое-то время мы летели вслепую, но я уже надеялась, что мы высоко и под нами нет деревьев, и вот мы вынырнули из молока на свет божий; когда мы приземлились, стали обниматься и обнимать пилота. У меня есть фотка, которую сделал тогда в вертолёте мой геолог Исмаил, которую он назвал: «Ты за минуту от вероятной гибели».

После этого приключения мы ещё какое-то время пытались создать предприятие с контрольным пакетом у Рафаэля, но в переговоры подключилась ещё какая-то вновь образованная фирма с новыми русскими, потом администрация города, и это был конец. Всем надо было поживиться. Рафа с трудом, но отказался от своей затеи что-то делать в России, он понял, что это не Латинская Америка, и правильно сделал. Через год я услышала, что в городе Кемерово был убит какой-то иностранный бизнесмен вместе с переводчицей, и поняла, что мы во-время оттуда ушли. И потом ещё я узнала, что у директора совхоза, обладателя лицензии, эта лицензия была отобрана более сильными конкурентами, а судьба этого месторождения мне неизвестна.

Я вернулась в Испанию, сняла квартиру в Валенсии. Франсиско работал в Кастельоне, приезжал ко мне в основном в выходные.

И тут у Рафы появилась новая идея, связанная с Россией. Дело в том, что он был не только архитектор, но ещё и сочинял музыку. Музыку, которая называется «инженерной» — в стиле Шнитке, Губайдулиной, Денисова. И Рафе пришла в голову мысль записать в Москве диск со своей симфонией. Для этого я должна была вступить в переговоры с Директором