Моя жизнь

сострадательных индийцев раздобыли несколько постелей и другие необходимые

принадлежности и устроили временный госпиталь. Муниципалитет прислал нам

сиделку, которая принесла с собой коньяк и предметы больничного обихода. Д-р

Годфри продолжал оставаться на своем посту.

Сиделка была женщиной доброй и готова была ухаживать за больными, но мы

редко позволяли ей прикасаться к ним из боязни, что она заразится.

Мы получили предписание как можно чаще давать больным коньяк. Сиделка

советовала и нам в целях профилактики пить его, как это делала она сама. Но

никто из нас даже не притронулся к нему. Я не верил в его благотворное

действие и на больных. С разрешения д-ра Годфри я перевел трех больных, которые согласились обходиться без коньяка, на лечение, заключавшееся в

прикладывании компрессов из влажной земли к голове и груди. Двое из них были

спасены. Остальные двадцать умерли.

Тем временем муниципалитет принимал все новые меры. Милях в семи от

Иоганнесбурга находился лазарет для инфекционных больных. Двоих выживших

больных перевели в палатки недалеко от лазарета, и было решено отправлять

туда всех вновь заболевших. Итак, мы освободились от своих обязанностей.

Через несколько дней мы узнали, что добрая сиделка заразилась чумой и

тотчас же скончалась. Нельзя объяснить, почему спаслись те двое из больных и

как не заразились мы, но этот опыт укрепил мою веру в эффективность лечения

землей и усилил неверие в коньяк, хотя бы и применяемый как лекарство. Я

понимаю, что для такой убежденности нет достаточных оснований, но до сих пор

не могу освободиться от впечатления, которое у меня тогда сложилось, и

поэтому счел необходимым упомянуть о нем и здесь.

Как только вспыхнула чума, я выступил в печати с резким письмом, в котором

обвинял муниципалитет в пренебрежении к элементарным нуждам поселка, перешедшего в его владение, и возлагал на муниципалитет всю ответственность

за вспышку чумы. Письмо это послужило поводом для знакомства с Генри

Полаком. Этому же своему письму я отчасти обязан и дружбой с ныне покойным

преподобным Джозефом Доуком.

Я уже говорил, что обычно питался в вегетарианском ресторане. Там я

познакомился с Альбертом Уэстом. Обычно мы каждый вечер встречались в

ресторане, вместе оттуда уходили и совершали послеобеденную прогулку. Уэст

был компаньоном небольшого издательского предприятия. Он прочел в газете мое

письмо о причинах вспышки чумы и, не найдя меня в ресторане, забеспокоился.

С тех пор как началась эпидемия чумы, мои товарищи по работе и я

значительно уменьшили свой рацион питания, так как я давно взял себе за

правило переходить на облегченное питание в период эпидемий. Поэтому в те

дни я вовсе не обедал, а второй завтрак заканчивал до прихода посетителей. Я

предупредил хозяина ресторана, с которым был хорошо знаком, что ухаживаю за

больными чумой и потому стараюсь по возможности избегать встреч с друзьями.

Не встречая меня в ресторане день-два, мистер Уэст явился ко мне домой

рано утром, как раз в тот момент, когда я выходил на прогулку. Увидев меня в

дверях, он сказал:

- Я не нашел вас в ресторане и не на шутку перепугался, подумал, не

случилось ли чего с вами. Поэтому и решил зайти к вам с утра, чтобы

наверняка застать дома. Я предоставляю себя в ваше распоряжение и готов

помочь вам ухаживать за больными. Вы знаете, что у меня нет семьи.

Я выразил ему свою признательность и не раздумывая ответил:

- Я не возьму вас ухаживать за больными. Если новых заболеваний не будет, мы освободимся через день - два. Но у меня есть к вам другая просьба.

- Какая именно?

- Не могли бы вы взять на свое попечение "Индиан опиньон" в Дурбане? М-р

Маданджит, по-видимому, задержится здесь, а кто-нибудь должен быть в

Дурбане. Если бы вы могли туда поехать, я бы почувствовал себя на этот счет

спокойным.

- Вы знаете, что у меня есть дела по издательству. Весьма вероятно, что я

смогу поехать, но позвольте мне дать окончательный ответ только вечером. Мы

поговорим об этом во время вечерней прогулки.

Он согласился на поездку. Вопрос о вознаграждении его не интересовал, поскольку он руководствовался не денежными соображениями. Но все же мы

договорились о вознаграждении в 10 фунтов стерлингов в месяц, не считая его

участия в прибыли, если таковая окажется. На следующий день м-р Уэст выехал

в Дурбан вечерним почтовым поездом, поручив мне вести его дела в

Иоганнесбурге. С того дня и до самого моего отъезда из Южной Африки он делил

со мной все радости и горести.

М-р Уэст происходил из семьи английского крестьянина в Лоуте

(Линкольншир). Он получил обычное школьное образование, но многое ему дала

школа жизни, а также самообразование. Я всегда знал его как честного, трудолюбивого, богобоязненного и гуманного человека.

Подробнее читатель узнает о нем и его семье в следующих главах.

XVII. ПОСЕЛОК ПРЕДАН ОГНЮ

Мои товарищи по работе и я освободились от ухода за больными, но

оставалось еще много дел, связанных с последствиями чумы.

Как я уже упоминал, муниципалитет пренебрежительно относился к нуждам