Моя жизнь

вам ту прибыль, на какую вы рассчитываете. Боюсь, как бы не было убытка.

Счета в беспорядке. Необходимо взыскать большие суммы с должников, но нельзя

найти концы. Следует произвести тщательную ревизию. Но все это не должно

тревожить вас. Я приложу все усилия, чтобы восстановить порядок. Остаюсь

здесь независимо от того, будет прибыль или нет".

М-р Уэст вполне мог уехать, обнаружив, что прибыли не предвидится, и я не

мог бы осудить его за это. Действительно, он был вправе обвинить меня в том, что я охарактеризовал предприятие как прибыльное, не имея на то достаточных

оснований. Но он даже ни разу не пожаловался. Однако у меня создалось

впечатление, что в результате этого открытия м-р Уэст стал считать меня

чересчур доверчивым. Я просто принял на веру оценку, сделанную Маданджитом, не позаботившись о том, чтобы проверить ее, и сообщил м-ру Уэсту об

ожидаемой прибыли.

Теперь я знаю, что общественный деятель не должен делать заявлений, в

которых он не совсем уверен. Более того, почитатель истины должен соблюдать

величайшую осторожность. Позволить человеку поверить в нечто не проверенное

основательно - значит скомпрометировать истину. Мне больно признаться, что

несмотря на то, что я знаю все это, я еще не совсем поборол в себе

доверчивость. В этом виновато мое честолюбие, проявляющееся в том, что я

берусь за большее количество дел, чем могу выполнить. Это честолюбие часто

служило причиной беспокойства скорее для моих товарищей по работе, чем для

меня самого.

Получив письмо от м-ра Уэста, я выехал в Наталь. К этому времени мы с

м-ром Полаком стали уже друзьями. Он проводил меня на станцию и дал на

дорогу книгу, которая, по его словам, должна была непременно мне

понравиться. Это была книга Раскина "Последнему, что и первому".

Я не мог от нее оторваться. Она буквально захватила меня. Поезд от

Иоганнесбурга до Дурбана шел сутки и прибывал в Дурбан вечером. Я не спал

всю ночь. Я решил изменить свою жизнь в соответствии с идеалами этой книги.

Это было первое прочитанное мною произведение Раскина. В годы учения я

почти ничего не читал, кроме учебников, а впоследствии, окунувшись с головой

в свою деятельность, имел мало времени для чтения. Поэтому начитанностью

похвастаться не мог. Все же я думаю, что не много потерял от этого

вынужденного ограничения. Наоборот, читая не очень много, я имел возможность

хорошо переваривать прочитанное. Книга "Последнему, что и первому" вызвала

немедленную, практическую перемену в моей жизни. Впоследствии я перевел ее

на гуджарати под заглавием "Сарводайя" (Всеобщее благо).

Мне кажется, что в этом великом произведении Раскина я нашел отражение

некоторых из самых своих глубоких убеждений. Вот почему оно захватило меня

до такой степени и произвело целый переворот в моей жизни. Поэт - это тот, у

кого есть сила пробудить добро, сокрытое в человеческой груди. Поэты не

действуют на всех одинаково, потому что не все люди развиты в одинаковой

степени.

Основные положения книги Раскина сводятся, как я понял, к следующему:

1. Благо отдельного человека содержится в благе всех.

2. Работа юриста имеет одинаковую ценность с работой парикмахера, поскольку у всех одинаковое право зарабатывать трудом себе на пропитание.

3. Жить стоит только трудовой жизнью, т. е. жизнью земледельца или

ремесленника.

Первый из этих принципов я знал. Второй я сознавал смутно. До третьего сам

не додумался. Книга Раскина сделала для меня ясным, как день, что второй и

третий принципы заключены в первом. Я поднялся на рассвете, готовый

приступить к осуществлению этих принципов.

XIX. КОЛОНИЯ В ФЕНИКСЕ

Обо всем этом я поговорил с м-ром Уэстом, рассказав ему о впечатлении, которое произвела на меня книга "Последнему, что и первому", и предложил

перевести издательство "Индиан опиньон" в сельскую местность, где все

трудились бы, получая одинаковое содержание, а в свободное время посвящали

себя издательской работе. М-р Уэст согласился со мной. Мы установили, что

каждый сотрудник, независимо от расовой или национальной принадлежности, будет получать три фунта стерлингов ежемесячно.

Теперь вопрос был в том, согласятся ли человек десять или больше

работников типографии поселиться на уединенной ферме и удовлетворятся ли они

столь скудным содержанием. Поэтому мы решили, что те, кто не сможет принять

этот план, будут получать прежние ставки, пока постепенно не возвысятся до

нашего идеала и не пожелают стать членами колонии.

Я побеседовал об этом с сотрудниками. Мой план пришелся не по вкусу

адвокату Маданджиту, считавшему его неразумным и губительным для дела, которому он посвятил все свои силы: он полагал, что работники разбегутся, что "Индиан опиньон" перестанет выходить и типографию придется закрыть.

Среди людей, работавших в типографии, был мой двоюродный брат Чхаганлал

Ганди. Я изложил ему свою идею тогда же, когда рассказал о ней Уэсту. У него

были жена и дети, но он с детства привык жить и работать под моим

руководством и всецело мне доверял. Без всяких разговоров он принял мое

предложение и с тех пор никогда меня не покидал. Механик Говиндасвами также