Моя по умолчанию

Да… Отдохнула. А с декабря вернулась в спектакли. Подумать только, во второй состав. Уже даже отыграла несколько. Знал бы кто, каких мне это стоит усилий! Незадолго до этого Эльке, наконец, вынесли приговор. Схлопотала она, смешно сказать, условный срок. И опять в прессе всплыли и подробности ее на меня нападения, и прочие высосанные из пальца сплетни и, уж конечно, мой провальный спектакль, который послужил наглядной иллюстрацией к рассказам о том, как мне, бесталанной, помогали строить карьеру сначала мать, а потом влиятельные мужики.

Так, может, дело в моей репутации, которую кто-то так старательно и методично втаптывает в грязь? Я просто отказываюсь верить, что эти потоки чернухи образовались сами собой. Так не бывает. Этими процессами кто-то руководит. Возможно, те, кто напал на Галку, и кто теперь, если верить Астахову, угрожает мне.

Или же мне просто так хочется думать?

Вопросы, вопросы, вопросы… На которые ни у меня, ни у кого-то другого нет ответов. Смаргиваю слезы с глаз и шагаю под душ. Нет. Я не буду плакать. Это не конец. Мы еще поборемся. Я поборюсь… В конце концов, в моем вынужденном затворничестве и безделье есть и свои плюсы. Мой сын растет у меня на глазах. И все, чего он добился в своей маленькой жизни, происходило при мне. При мне он впервые схватился за погремушку, улыбнулся, перевернулся на живот, сел. Может быть, только прожив вместе с ним все это, каждый трепетный миг, я сумела познать их истинную ценность. Понять, как много важного могла бы упустить. А осознав это, прийти к выводу, что я не хочу, не могу допустить такого.

 Я решила, что в будущем буду принимать участие только в самых важных, самых перспективных проектах, сняв с себя основную нагрузку, как вдруг оказалось, что никто мне этих самых проектов, похоже, не собирается предлагать.

Утыкаюсь лбом в прохладный мрамор. Это ничего… Наверное, ничего. Ну, не конец же света настал, ей богу. К тому же, может быть, Соррентино все-таки позвонит. Может быть, еще выгорит что-то стоящее. И я докажу, всем докажу, что…

– Ты? В актрисы? Для этого нужен талант! – звучит холодный голос матери в голове, а следом за ним до меня доносится шум из коридора. Наверное, из школы вернулся Егор.

Быстро одеваюсь и выхожу из душа.

– Привет. Голодный? – стучу в дверь его спальни.

– Нет.

Егор, в чем был, лежит на кровати, отвернувшись к окну. Рюкзак валяется посреди комнаты, как будто тот его с психу швырнул. Ну, бывает. Переходный возраст, гормоны и куча связанных с этим «прелестей».  Наверное, лучше парня не трогать. Отворачиваюсь вроде как уходить, но все-таки напоследок интересуюсь:

– У тебя все в порядке?

– Лучше не придумаешь, – горько усмехается тот. Непривычные, злые нотки в голосе пасынка заставляют меня подойти ближе.

– Хочешь поговорить?

На секунду он оборачивается ко мне:

– Нет! – и снова отворачивается к стенке. Но что уж теперь? Я успела рассмотреть и его разбитую губу, и свезенную скулу.

– Ты что, подрался? Или на тебя напали? Гор, пожалуйста, не молчи.

– Никто на меня не нападал. Я сам. Так надо было.

– Надо было драться? Знаешь, не хочу показаться занудой, но это не самый лучший способ выяснения отношений. – Сажусь на его кровать и осторожно касаюсь плеча парня.

– Раз на раз не приходится, – фыркает тот и дергается, сбрасывая мою руку.

– Ладно. Можешь ничего мне не говорить. Но хоть раны-то твои я могу обработать?

– Это сущие пустяки.

– В любом случае их лучше продезинфицировать. Я сейчас…

Взволнованная, выхожу из комнаты. Аптечка у нас хранится в шкафчике в ванной. Там точно есть мирамистин и заживляющая мазь. Я мазала соски, когда те трескались при кормлении. Боль была жуткая.

– А что, Егор не идет обедать? – выходит из гостиной отец Алексей за руку с ковыляющим Ванькой.

– Не в настроении наш парень. Он с кем-то подрался. Как думаете, Георгию звонить? Или лучше не отвлекать его от работы? Сама я пыталась. Но мне Гор ничего рассказывать не стал. Ой, а может, вы попробуете? С вами-то он наверняка поделится. А то мало ли, что они не поделили…

– Конечно, о чем речь?

Меняемся с отцом Алексеем. Он мне вручает сына, а я ему – аптечку. Ванька тут же цапает меня за волосы.

– Ах ты ж, маленький поросенок! Маме больно.

– Ма-ма-ма-ма…

И ни капельки ему меня не жалко. Вон, как улыбается, шельмец. Хохочу в ответ, несмотря на не отпускающую тревогу. Целую сахарные щечки. Люблю его до обморока, до перехватывающего горло спазма. Сердце обливается нежностью, та сочится из меня елеем.

 За спиной щелкает замок. Кого еще принесло? За исключением нашего папочки, который наверняка придет ближе к ночи, домашние в сборе.

– Жора? Вот так сюрприз. Правда, Вань? Смотри, наш папочка приехал…

Завидев отца, Иван, напрочь забывает обо мне и настойчиво тянет к нему ручонки. Астахов усмехается и с не меньшей радостью распахивает объятья.

– Смотри, у него сладкие руки. Может тебя запачкать!

– Ничего. Я сегодня больше никуда не собираюсь.

– Серьезно?

– Ага. Ты же, наверное, забыла, а я, между прочим, помню, что у нас сегодня первая годовщина свадьбы.

Комично приоткрываю рот. И краснею, краснею, краснею…