– То есть лучше пусть ее пугает имя заказчика? Ты об этом? – я невольно повышаю тон. Только-только прикорнувший Ванька недовольно хмурит темные брови. Нет, в отличие от Егора, он похож на меня весьма отдаленно. Скорее, Иван взял больше от матери. Но когда малец вот так недовольно хмурится – я вижу в нем себя гораздо отчетливее.
– Вырастешь девкам на погибель… – трусь лицом о мягкие, как пух, волосики. Да так и замираю, потому что из коридора доносится звук открывающейся двери.
– Ты уже его покормил?
– Да. Это проблема?
Даная проходится пальцами по груди. Как и обещала, она кормит грудью. Полгода по-честному, без прикорма.
– Вроде бы нет, – она подходит к нам, осторожно целует сына в щечку. – Я тогда спать. Уложишь его? Я что-то сегодня совсем без сил.
– Да, конечно. Иди.
На все про все уходит минут пятнадцать. К моменту, когда я возвращаюсь в спальню, Даная уже лежит в постели. Укладываюсь рядом. Не могу… Недосказанность связывает кишки узлами. Тянусь к ней, а она каменеет. Желание скрутить ее и оттрахать, указав на место… одно единственное место, которое отведено ей в этом мире – не в кадре, и не на сцене, а, мать его, подо мной, сильно. Но еще сильнее ужас от того, какие в моей голове рождаются мысли. Я не знаю, оправдывает ли их любовь. Или лютый страх потерять, что мне дышать не дает полной грудью.
Говорю себе, что утро вечера мудренее. Перекатываюсь на спину и слепо гляжу в потолок. Впрочем, утром поговорить у нас не получается. Даная делает вид, что спит, а я не могу задерживаться, ведь кроме семьи и прочего, у меня большой стремительно расширяющийся бизнес. И тысячи людей в подчинении. Заходя в свой кабинет, я стараюсь оставлять за дверью свои тревоги.
В тот вечер я возвращаюсь поздно, зная, что Даная давным-давно дома, ведь о ее передвижении мне оперативно докладывает охрана. Бросаю в прихожей портфель, прохожу в кухню, на которой жена развила бурную деятельность. На плите что-то булькает в кастрюльке, шипит гриль… Ванька хулиганит, сидя в своем стульчике. Милая сердцу любого мужика картина.
– Привет. Не ожидал, что застану тебя дома так рано.
– Я взяла отпуск.
– Ты что?
– Я взяла отпуск. В театрах. – Не прекращая рубить капусту, Даная стирает плечом выступивший на лбу пот.
– Серьезно? Это из-за меня?
– Нет! – она отбрасывает лопаточку. – Это потому, что я не смогла выйти на сцену. Просто не смогла. Застыла у кулис… и не смогла сделать ни шагу! – последние слова Данаи доносятся неразборчиво, потому что, не справившись с эмоциями, она прячет в ладонях лицо.
С опаской кошусь на сына. Но тому до нас, кажется, дела нет. Он с остервенением грызет выданную ему морковку.
– Ты в этом винишь меня? – переформулирую.
– Что? Нет… Я не знаю. Все так запуталось. Может, я просто устала? Или меня накрыло послеродовой депрессией. Помножь ее на то напряжение, в котором я нахожусь каждый божий день… В общем, нет. Ты не виноват. Я же понимаю, что ты хочешь как лучше. Стараешься для меня. Заботишься, как можешь. Но все это… как-то слишком. Понимаешь? Ты постоянно твердишь, что мне угрожает опасность. А я не привыкла бояться. Это превращает меня в истеричку! Все буквально валится из рук. И кажется, что моя привычная жизнь рушится на глазах.
– Я понимаю. Это пройдет. Ты отдохнешь, побудешь дома, восстановишься, и все пройдет, вот увидишь.
– У меня никогда не было страха сцены. А теперь я ее боюсь. Ты представляешь, что это значит для артиста?
– Т-ш-ш. Мы же сошлись на том, что ты просто устала. Отдохнешь – и так соскучишься по своей сцене, что куда только денется страх. К тому же за это время ситуация может поменяться.
– Да. Наверное… Я просто ни разу не уходила из театра так надолго. Ни разу. Знал бы ты, как я злюсь!
– На что?
– На себя! На то, что недостаточно сильная, чтобы это преодолеть. На то, что не настолько талантливая, чтобы играть, во что бы то ни стало. Ведь раньше актеры даже на фронт ездили. А я, смешно, испугалась каких-то проходимцев. Права была мама – ни черта я не могу.
– Можешь! Слышишь? Даже думать не смей. Да любая другая актриса на твоем месте уже давно бы сдулась.
– Я и сдулась! Ты видел рецензии на спектакль?! – Даная выключает плиту, добавляет соус в макароны. Смешивает салат. – Ладно. Это неважно. Мне нужно просто отдохнуть. Вот и все. Ты прав. На худой конец, буду до конца жизни играть роль домохозяйки.
– Не высоко же ты ценишь эту возможность, – горько усмехаюсь я.
– Прости. Я просто в растрепанных чувствах.
– Понимаю.
– Жор, ну я же совсем не то хотела сказать! Не обижайся. Пожалуйста…