Моя плоть сладка

Слуга ввел нас в мрачный холл, очень обширный, обитый панелями под цвет грецкого ореха. Обстановка не производила впечатления ветхой и старой, но помещение нуждалось в проветривании. Пахло старым деревом, пылью и навощенными полами. Я снова почувствовал запах одежды и волос, как в музее восковых фигур. Нас провели в библиотеку.

За столом из красного дерева, на котором горела лампа, сидел полковник Мартель. Комната была уставлена огромными книжными шкафами.

В стороне в кресле сидела пожилая женщина. Старик встал.

– Входите, господа, – сказал он глубоким голосом. – Это моя жена.

Старик был среднего роста, стройный. Красивое лицо. Свет падал на его гладко выбритые щеки, подчеркивая круги под ярко блестевшими глазами. Уголки его рта заметно подергивались под большими усами.

– Добрый день! – произнес высокий женский голос. – Добрый день! Андре, принесите кресла для джентльменов!

Слуга принес кресла, и мы расселись перед столом, на котором лежали кости домино. Из них было выстроено нечто вроде маленького дома, какие обычно любят строить дети из кубиков. Полковник мрачно и твердо смотрел на нас, постукивая пальцами по голубой бумаге, похожей на телеграмму.

– Мы уже слышали, господа, – произнес он наконец.

Обстановка действовала мне на нервы. Женщина силилась расслышать произносимое и беспрестанно крутила головой.

– Это хорошо, полковник Мартель, – сказал Бенколин. – Нам будет легче выполнить свой неприятный долг. Буду с вами откровенным: нам нужна любая информация, которую, вы можете сообщить нам о своей дочери…

Старик кивнул. Впервые я заметил, что он держит на столе только одну руку. Левый рукав был пуст и приколот к карману.

– Мне нравится ваша прямота, мсье, – заявил он. – Мы с женой не проявим слабости. Когда мы сможем узнать подробности?

– Очень скоро. Вы знаете, где была найдена ваша дочь?

– В каком-то музее восковых фигур. Она была убита в спину. Говорите. Моя жена не может вас услышать.

– Она действительно мертва? – внезапно пропела женщина. Рыдания рвали ее губы. Полковник холодно и пристально уставился на нее. В тишине звонко тикали большие старомодные часы. Жена отвела взгляд.

– Мы надеемся, – сказал Бенколин, – что вы сможете пролить свет на некоторые детали. Когда ее последний раз видели живой?

– Я устал думать об этом. Боюсь, что я слишком мало обращал на нее внимания. Все это я предоставлял ее матери. Сын теперь… Но Клодин и я были почти чужими. Она была живой, веселой. А у меня тяжелый характер. – Он прикрыл глаза рукой. – В последний раз я видел ее вчера за обедом. Я собирался идти к маркизу де Серанно играть в карты. Этот ритуал мы соблюдаем уже сорок лет. Я пошел туда около девяти часов вечера. В это время она еще была дома, я слышал шум в ее комнате.

– Вы знаете, куда она собиралась идти?

– Нет, мсье. Как я уже сказал, – его губы снова дрогнули, – я не слежу за ее делами. Я передаю указания через мать и редко вмешиваюсь. Вот и результат.

Наблюдая за женщиной, я заметил на ее лице жалобное выражение. Суровый отец и простодушная мать. Из того, что я слышал раньше, можно было сделать вывод, что Клодин вообще не была похожа на Одетту. Она могла спокойно делать что ей хотелось. Я увидел, что о том же подумал и Бенколин.

– У вас не было привычки ожидать ее возвращения?

– Мсье, – холодно ответил старик, – в нашей семье не считалось необходимым делать это.

– Она бывала здесь с друзьями?

– Я запретил это. Их шум был нежелателен в нашем доме, и я боялся, что это может побеспокоить соседей. Ей, конечно, позволялось приглашать друзей по нашей Просьбе, но она стремилась звать их на то, что она называла «коктейлем». – Слабая улыбка мелькнула на его лице. – Видите ли, мсье, у Мартелей лучший во Франции винный погреб, но вина осталось не так много, и я предпочитаю распивать его со своими старыми друзьями, Дочь говорила, что я забыл о своей молодости. Молодость! Ха!

– Простите, полковник. Вы сказали, что видели вашу дочь за обедом. Она вела себя как обычно или в ее поведении было что-то странное?

Мартель погладил усы и прищурился.

– Я думал об этом. И заметил. Она была расстроена.

– Она не ела! – воскликнула его жена так неожиданно, что Бенколин удивленно посмотрел на нее. Полковник, говорил тихо и только для нас, и было удивительно, как ей удалось расслышать…

– Она читает по губам, – объяснил наш хозяин. – Вам не стоит кричать… Это правда, Клодин едва прикоснулась к еде.

– Ее поведение говорило, что она была взволнована, испугана или что-то другое?

– Не знаю. Возможно, и то и другое.

– Ей было плохо! – закричала мадам. – И я слышала, как она плакала предыдущей ночью. Рыдала! Я встала и пошла к ней, как делала это, когда она была ребенком. – После всхлипываний – она продолжала: – И она не рассердилась на меня. Она была очень милой. «В чем дело, дорогая? – спросила я. – Позволь мне помочь тебе». А она ответила: «Ты не можешь мне помочь, мама. Никто не может мне помочь!» Ha следующий день она была спокойной, а ночью ушла и…

– Она объяснила вам, мадам, что ее беспокоит?

– Нет, нет. Она отказалась.

– А что вы думаете об этом?