Моя плоть сладка

– С самого начала мы узнаем, что дама в коричневой шляпке – Джина Прево – как-то связана с исчезновением Одетты Дюшен. Старый Огюстен видел ее, когда она спускалась вниз по лестнице и принял за привидение. Мы можем также сказать, что и Клодин Мартель связана с этим исчезновением, да и ее поведение и членство в клубе нельзя интерпретировать иначе. Я не говорю, что обе они обязательно причастны к убийству. Напротив, думаю, что я знаю, как они были замешаны в нем. Они боялись, Джефф, ужасно боялись, что их могут впутать в убийство. Поэтому они договорились встретиться, Джина Прево и Клодин Мартель, и именно в эту ночь была убита последняя. В сорок минут двенадцатого Джина Прево ждет у входа в музей, где ее видел полицейский. Она не только расстроена, но и нерешительна. Без сомнения, она должна была встретиться с другом или в самом музее, или в коридоре. Девушки, такие, как она, не будут просто слоняться в подобном месте. Ты сам это понимаешь. Но что случилось? Что-то не то, Джефф, и нам придется потрудиться, чтобы узнать это. Она была у музея в двадцать три сорок, но музей закрыт. Явный повод для беспокойства. Это испортило все, и я – вина этому. Мой звонок Огюстену и назначенная встреча заставили его запереть музей раньше обычного. Приехав туда, Джина. Прево нашла музей закрытым. Такого раньше не случалось, и она растерялась. Она колебалась и решила попасть в музей со стороны Севастопольского бульвара. Клодин Мартель появилась раньше ее. Намного раньше или нет – не знаю, но когда и она прибыла, музей уже был закрыт. Тогда она решила войти через бульвар. В любом случае она собиралась в музей, а не в клуб…

– Почему?

– У нее не было билета, Джефф, – нетерпеливо сказал Бенколин, – Ты же слышал, что каждый член клуба, проходя через муз,ей, должен был купить билет. Но среди ее вещей не было музейного билета. Не можем же мы быть идиотами и считать, что билет специально украл убийца? Он оставил ее в музее, и, конечно же, не делал тайны из ее присутствия там.

– Понимаю, продолжай.

– Следовательно, мадемуазель Мартель пошла к двери, выходящей на улицу, а ее подруга ждала у входа в музей. Пока каждая из них ждала другую и удивлялась, куда же та делась, мы можем сделать важные выводы. Первый. В коридоре есть три двери, через которые убийца мог добраться До своей жертвы: дверь на улицу, дверь в клуб и дверь в музей. Важной является последняя дверь: ее замок можно открыть только со стороны музея. Пользовались этой, дверью только те, кто хотел из музея попасть в коридор, то есть члены клуба. Обратно этим путем никто не возвращался, поскольку у них не было ключа. Почему? Потому что музей закрывается в двенадцать, а клуб еще работает. После закрытия Музея они не могли проходить через него, заставляя мадемуазель Огюстен каждый раз вставать и за каждым запирать дверь. Кроме того, это не только не практично, но и опасно: что-то мог заметить старый Огюстен. Ты сам видел, как боялась дочь, чтобы он не заподозрил ничего дурного… Нет, нет, Джефф! Человек мог пройти через музей, но дверь за ним всегда запиралась. Выход из коридора вел либо в клуб, либо на бульвар.

Дальше. В распоряжении убийцы было три двери. Он мог пройти через, две из них – с улицы или из клуба, но, – Бенколин говорил четко, подчеркивая каждое слово ударом кулака по ручке, кресла, – если бы он прошел одним из этих путей, он не смог бы потом внести труп в музей. Понял? Эта дверь отпирается только изнутри, из коридора он не сумел бы ее открыть. Следовательно, мой друг, убийца должен был попасть в коридор только из музея.

Я присвистнул.

– Ты имеешь в виду, что, когда старый Огюстен закрыл музей в половине двенадцатого, он запер в музее убийцу?

– Да. Запер его в темноте. Ясно, что любой, кто захотел бы выйти, мог бы это сделать и после ухода Огюстена. Это не было случайностью. Убийца умышленно поджидал Клодин Мартель, зная, что она войдет в музей. Неважно, каким путем она войдет, в любом случае он ждал ее. И он мог спрятаться у мраморной стены возле Сатира.

Он помолчал, закурил сигарету.

– Бенколин, – сказал я, – так ли уже необходимо присутствие постороннего в музее?

– Что ты имеешь в виду?

– Дочь Огюстена была в музее одна. Помнишь, это странная история со светом на лестнице? Она сказала, что ей послышалось какое-то движение в музее… Кстати, – вспомнил я внезапно, – как ты узнал, что это она включила свет? Ты задал вопрос, она призналась, но не было ни…

– Было! – поправил он, улыбаясь. – Джефф, уж не пытаешься ли ты сказать, что это мадемуазель Огюстен совершила убийство?

– Ну… не совсем. У нее нет и тени мотива. И я не могу понять, зачем бы ей понадобилось закалывать девушку и тащить труп в собственный музей, где все прямо указывает на нее. Но ее присутствие там… и этот свет…

Бенколин саркастически хмыкнул.