Многорукий бог далайна

Пройдя несколько оройхонов, Шооран устроил привал. Не обращая внимания на испуганный и ненавидящий взгляд владельца земли, уселся под деревом, сорвал созревший плод. Достал и расстелил на коленях карту. Вот она – земля добрых братьев, о которой столько рассказывают, но которой никто не видал. До неё совсем близко, если прямиком через далайн. А так, впереди два перехода по мёртвым землям и государство старейшин, о котором тоже много болтают. Но он-то знает, что возле креста Тэнгэра жизнь не украшена цветами. Вряд ли со времён Энжина страна сильно изменилась, а это значит, что, скорее всего, Яавдай не сможет пересечь её.

Шооран ухватил себя двумя руками за волосы и со злобой дёрнул, отгоняя выплывшую мысль, что красивая девушка с Торгового оройхона могла быть таким же бредом покойной Нарвай, как и её муж, и дар илбэча. Нет, этого не может быть. Яавдай никогда не говорила просто так. Раз она сказала, что пойдёт к добрым братьям, значит, туда она и пойдёт через чужие страны и мёртвые земли. Значит, там её и надо искать. Он пойдёт за ней туда не кружным, а самым прямым, хотя и самым опасным путём.

Шооран криво усмехнулся. Завтра вся страна узнает о смерти илбэча. Это сообщение будет почти правдой. Илбэч действительно исчезнет. Надолго, а может быть, и навсегда.

* * *

Днём раскалённые туши аваров кажутся чёрными, а ночью, когда гаснет небесный туман, они начинают светиться изнутри ничего не освещающим, обманным светом. Можно влететь в раскалённый камень лицом, думая, что до него ещё дюжина шагов. Особенно тяжело на мёртвой земле, где чёрные клубы дыма прячут, заставляют дрожать и делают схожими багровые пятна аваров и лиловое свечение далайна. Горы отбросов тоже излучают гнилостное сияние. Намёки, пятна, мазки света повсюду, но при этом ничего не видно, и уже не знаешь – движешься ты куда-то или, словно подбитая тукка, кружишь на одном месте, бессмысленно размешивая горячий нойт. И дым, дым, бесконечный дым… Режущий глаза, раздирающий горло. Но нельзя ни закашляться, ни обрушить случайно кучу истлевшей кости, ни ступить слишком громко, потому что, может быть, в двух шагах этот кошмар кончается и там тебя ждут враги.

Шооран присел на корточки, прикрыл глаза. Вокруг ничего не изменилось, даже пятна призрачного на грани видимости света продолжали качаться перед ним. Воздух с трудом проходил через влажную губку, но сама губка пахла уже не соком похищенного туйвана, а горелым нойтом. С минуту Шооран убеждал себя, что отдыхает, потом выпрямился и открыл глаза. И открывать их, и закрывать было одинаково больно. Жгло невыносимо, и стоило немалых усилий не начать тереть воспалённые веки перемазанными нойтом руками.

Минутной передышки оказалось достаточно, чтобы полностью потерять направление, но к этому Шооран был готов. Он наклонился, нащупал лежащую пику, определил, куда она указывает, и осторожно сделал несколько шагов. Под ногами захрустело, на колени хлынул поток какой-то мерзости. Опираясь на пику и высоко поднимая ноги, Шооран шагнул ещё раз. Ему казалось, что одно из пятен светится определённей других. Скорее всего, это обман, но, может быть, там кончается огненное болото, стоят посты и тлеет в запальном костре высушенный возле аваров хохиур. Гадостный дым тлеющего хохиура немного прибавляет к запахам мёртвых болот, зато под рукой всегда огонь и в любую минуту можно зажечь факел или фитиль ухэра.

Чёрная масса когда-то построенного им оройхона ощутимо нависала справа. Конец огненного болота был совсем близко. Проверяя дорогу, Шооран ткнул пикой перед собой. Там немедленно что-то повалилось. В ночной тишине шум показался оглушительным и слышным за много оройхонов.

– Да что там бесперечь гремит? – раздался голос. – Ну-ка, запали факел…

Шооран, не раздумывая, упал в лужу. Неподалёку вспыхнул огонь. Фигура с факелом в руках поднялась на поребрик, всматриваясь в ночной ад горящего болота.

– Ничего тут нет. Срань всякая осыпается, плохо накидали.

Так, значит, остановивший его завал насыпан специально, чтобы никто не мог подойти незамеченным!

Шооран лежал, вжавшись в грязь, и молился, чтобы панцирь и кожаные штаны выдержали и не пропустили к телу нойт.

К фигуре на поребрике присоединилась вторая.

– Да точно, нет ничего. Тут и днём-то не пройти… – Говоривший закашлялся. – Вот гнусь, а? Сами себя загнали в дыру и сами себя караулим. И чего прежде не жилось?.. Понеслись, словно взбесившаяся тукка. Новые земли! Вот и карауль теперь.

– Говорят, Мунаг на совете предупреждал, что так будет. За это его ван в шавар и отправил.

– Это Хооргон-то ван? Дурак он вымокший, а не ван. Всех обошёл, тварь шаварная. Надо, пока не поздно, с настоящим ваном мириться. Принесём повинную, Хооргона головой выдадим и будем жить, как на алдан-тэсэге…

– Самого тебя головой выдадут, – перебил второй стражник.

Он повернулся и спрыгнул с поребрика в темноту. Первый последовал за ним. Голоса сразу стали глуше, почти ничего нельзя было разобрать:

– …Совсем не может… подумай – на двух оройхонах и ван, и одонт… Затравят, как жирха в норке, – не отвоняется…