Многорукий бог далайна

Людей на полях было не так много, до нового урожая ещё четыре недели, и земледельцы сидят в палатках, теребят солому, правят инструмент. И всё же пройти незамеченным не удастся. Разве что послать кого-нибудь из местной детворы узнать, что там приключилось… Шооран напрягся: он увидел идущего по тропе Киирмона. Тот был ещё далеко, но направлялся прямиком к месту, где прятался Шооран. Шооран приготовился на случай, если рассказчик свернёт на боковую тропу, позвать его, но Киирмон миновал развилку и шёл теперь вдоль мокрого оройхона. Шооран слышал, как он напевает под нос:

Для того и есть на свете дура,
Чтобы кашу есть из хохиура…

– Эгей! – тихонько позвал Шооран.

– Вот ты где, – обрадовался Киирмон, – а Яавдай сказала, что ты у второго тэсэга.

– Где она? – задыхаясь, спросил Шооран.

– Там… – Киирмон неопределённо махнул рукой. – Я её на соседнем оройхоне встретил. Она с узелочком шла, должно быть, к кому-то из подруг, рукодельничать. Тебе просила передать, что пойдёт в другую сторону, в страну добрых братьев. Я не знаю, что за игру вы затеяли, но передаю всё дословно. И знаешь, эта игра пошла твоей жене на пользу. Не в обиду будет сказано, но она у тебя какая-то неживая, а сейчас разрумянилась и даже улыбнулась мне на прощание. Прощай, говорит, ухожу в страну добрых братьев.

– Вот как… – произнёс Шооран. – Значит, так… Ясно…

Где-то у алдан-шавара взвизгнула сигнальная раковина и часто заколотили по костяной доске.

– Тревога! – воскликнул Киирмон. – Общий сбор. Пошли.

– Это меня ищут, – сказал Шооран. – Я теперь преступник. А Яавдай действительно ушла к добрым братьям. Не захотела бежать вместе со мной.

– Бла-агостный Ёроол-Гуй! – потрясённо протянул Киирмон. – Ты уходишь? А я-то здесь на кого остаюсь? Ведь ни одного лица во всей провинции – только хари да морды. Вот что – я пойду вместе с тобой.

– Ну куда ты пойдёшь? – сказал Шооран. – Жить на мокром, скрываться, есть чавгу.

– Да, пожалуй, я отвык от всего этого, – согласился Киирмон. – Пойду лучше напьюсь. А тебе – удачи.

Распрощавшись с Киирмоном, Шооран бегом кинулся к суурь-тэсэгу. Он думал об одном: Чаарлах поможет, даст совет, подскажет, что надо делать. Но на стоянке никого не было, лишь белела оставленная пика. Шооран долго и бессмысленно смотрел на неё, потом пошёл, глядя прямо перед собой, шатаясь и скользя на покрытых нойтом камнях.

* * *

Давно было, дольше, чем один человек помнить может, но все вместе – помнят. В ту пору великий илбэч Ван, устав от тайных трудов, вернулся на родной оройхон. Уже много лет тот оройхон не был мокрым: повсюду росла хлебная трава, в ручьях плескались сытые бовэры, а люди жили счастливо, потому что во времена Вана земли хватало всем и люди выходили на мокрое лишь в дни мягмара.

Илбэч сел под деревом, стал смотреть на свою землю и не мог насмотреться. Так он смотрел и вдруг услышал голос:

– Здравствуй, Ван! Где ты был столько времени?

Ван обернулся и увидел девушку. Её звали Туйгай. Когда Ван уходил строить земли, она была ребёнком, а теперь Ван понял, что она выросла и стала красавицей. Чтобы встретить такую красоту, и в прежние времена надо было прожить дюжину жизней, что уж говорить о наших днях… – не с чем сравнить красавицу Туйгай.

Илбэч и красавица взглянули друг на друга и полюбили друг друга любовью, какой не бывало прежде и не будет уже никогда. Они взялись за руки и сказали о своей любви, прочной, как алдан-тэсэг, и долгой, как вечность. Но Туйгай не знала, что её возлюбленный – илбэч, а Ван не стал говорить ей это, помня о проклятии Ёроол-Гуя.