Читаем Много на земле дорог полностью

Правда, рисунки Андрея еще ни разу не печатались в газетах и журналах, но на конкурсах и выставках он получал высшие оценки. Дважды из области приезжал руководитель изобразительного кружка Дворца пионеров, чтобы поговорить с необычайно талантливым учеником сельской школы и с его родителями. Никто не сомневался, что Андрей по окончании школы пойдет учиться в высшее художественное учебное заведение.

Через несколько дней после выпускного бала Андрей уехал в Москву — «узнать о правилах поступления». А спустя недели три родители получили письмо:

«Я выбрал путь предка своего Никона. Буду служить господу богу и людям. Поступлю в духовную академию».

Отец послал телеграмму с требованием вернуться домой и полное горечи письмо:

«Ты, Андрей, в разуме? Разве по нынешним временам почетное дело идти по такому пути?! Одумайся. Не губи талант свой и не смеши людей…»

Но отговорить Андрея не удалось.

«Так повелевает мне моя совесть», — ответил он.

Сраженный горем, отец надолго слег в больницу. Боясь за его жизнь, при нем не стали больше произносить имя сына. Мать изумленно перебирала в памяти один за другим эпизоды из детства и отрочества Андрея.

Вот он расспрашивает ее и бабушку о своем прапрадеде Никоне; вот он читает оставшиеся после него книги; вот он у зеркала сравнивает себя с портретом протоиерея. Отец и мать удивляются необыкновенному сходству, бездумно, больше шутки ради, называют его вторым Никоном… Им и невдомек, что впечатлительная, чуткая душа ребенка уже захвачена этим далеким образом…

Теперь Андрей знает, что на вопрос, где сын, мать отвечает коротко: «В академии, в Москве». И все думают, что учится Андрей в художественной академии.

Раза два в месяц Андрей получает открытку от матери, в которой она пишет коротко: «В родном селе все по-прежнему; отец еще болен. Как ты?» А отец молчит. Он до сих пор не может понять случившегося. Где, когда, в какой час он проглядел сына?.. Трудно сжиться с горем, примириться с нелегкой судьбой, но что делать? Люди свыкаются с самой большой бедой.

Вначале Андрей поступил в семинарию, но уже на следующую осень получил право сдавать экзамены в духовную академию. Ему сделали это исключение, учитывая заслуги прапрадеда перед русской православной церковью и за блестящие успехи Андрея в семинарских науках.

…Андрей думал о родных, стоя перед картиной с кистью в руке. Тоска сжимала его сердце, но в этот час он все-таки еще не понимал, какой неминуемый крах ждет его впереди…

Так и не прикоснувшись к лицу Христа, Андрей закрыл бумагой полотно, положил на мольберт кисть. Окинув взглядом работы товарищей, он остановился на одной из них. Это была шаблонная копия иконы божьей матери, сделанная масляными красками. Картина была в раме и застеклена. Но не сама картина привлекала внимание Андрея. Он задержался возле нее потому, что в стекле хорошо отражалось его лицо: широкие скулы, узкие, раскосые глаза, чуть вздернутый нос и довольно полный, резко очерченный рот.

Он вздохнул, припоминая портрет протоиерея Никона. Но вот странная вещь: сегодня мысль о предке не только не вызвала прежнего благоговения, а, скорее, Андрей чувствовал неприязнь к старцу. «Все рушится, все рушится», — прошептал Андрей, чувствуя с испугом, как его охватывает приступ отчаяния и ужаса.

<p>4</p>

С Иренсо Нцанзиманом Андрей встретился на уединенной скамейке в небольшом сквере. Иренсо вначале не узнал Андрея, потому что волосы его были забраны под шляпу. Он посмотрел вопросительно и прошел бы мимо, но Андрей остановил его:

— Иренсо, здравствуй!

— Здраст, Андрей!

Иренсо попробовал сесть рядом с Андреем на скамейку, но сразу же вскочил. Теплый зимний день казался ему невыносимо морозным. Иренсо был в меховой шапке, в зимнем пальто, но без перчаток и в новых модных туфлях, с узкими носами.

Андрей посмотрел на него с сожалением.

— Надо теплые ботинки и перчатки купить. У нас не Африка.

Иренсо долго не мог понять, о чем говорит Андрей. Наконец понял и с помощью словаря принялся объяснять: у него были перчатки, но он их потерял — не привык. И к пальто он тоже не может привыкнуть.

— Тяжело. Груз, — сказал он, указывая на свои прямые плечи.

Иренсо и Андрей долго гуляли по улицам — Андрей вспоминал английские слова, составлял целые фразы. Иренсо положил словарь в карман и старался обходиться без него. Иногда они не понимали друг друга и тогда начинали жестикулировать.

Иренсо рассказывал о своем тайном отъезде из Уганды. Андрей живо представлял душную африканскую ночь, черное небо с огромными звездами, похожими на расплывшиеся жирные пятна, волнение, радость и грусть, которые испытывал Иренсо, когда самолет взмыл вверх и внизу остались редкие огни Энтеббе и светящееся пятно озера Виктория… Там, внизу, за этим озером и огнями, остались детство, юность, друзья, родители, родина — все, что было дорого Иренсо.

Перейти на страницу:

Похожие книги