Много на земле дорог

— У вас большой талант, Андрей Никонов. Лик Христа, правда, слишком приближен к человеческому, но в нем — кротость, всепрощение, страдание… Ныне редко кто дерзает отразить в художестве учителя и творца нашего. Да и ответственность за это на художника ложится великая. В ближайшие дни академию посетит митрополит. Я покажу ему вашу работу. А над ликом Христа советую еще потрудиться.

Ректор благословил Андрея, дал ему облобызать свою сухую руку и отпустил.

Андрей возвратился в аудиторию уже во время занятий по древнеславянскому языку. Преподаватель в черной рясе, с жидкими рыжими волосами до плеч и глубокими складками на лице, вопросительно уставился на него тяжелым взглядом. Пришлось объяснить причину опоздания.

Андрей сел за стол. Сосед его, Виталий, парень с бритой головой по случаю перенесенного психического заболевания, с расширенными зрачками, отчего серые глаза его казались черными, тихо спросил:

— А ну, не таись, скажи, о чем была речь у отца ректора?

Андрей шепотом рассказал все, что говорил ему ректор.

— Будешь ты у нас теперь не Андрей Никонов, а Андрей Рублев. Жизнь тебе в академии уготована легкая, — с завистью сказал Виталий.

2

С того дня за Андреем и утвердилось прозвище «Андрей Рублев». Однако предсказание Виталия о том, что жить Никонову будет легко, не сбылось. Начальство, преподаватели действительно выделяли Андрея из числа других воспитанников, а те и явно и тайно завидовали ему. Его недолюбливали за талант, за угрюмый характер, за отличное знание изучаемых предметов, за безупречное поведение и, наконец, за неподступное одиночество.

Но не это делало жизнь Андрея тяжелой. С нелюбовью товарищей можно было примириться. К этому он привык еще в школе. Мучило его сейчас другое. С отроческих лет Андрей верил в то, что бог существует, но доказать этого не мог. Андрей надеялся, что в духовной академии он получит научное обоснование своей веры. Но, чем больше он постигал библию и богословие, тем острее ощущал вопиющие расхождения с наукой. Один из главных предметов академии — догматическое богословие (учение о боге, его отношение к миру и человеку, о сотворении мира и его конце) не дало Андрею никаких доказательств существования бога. Авторы догматики ссылались только на библию, считали ее «священным писанием, верховным автором которой является сам бог». Андрей был потрясен запуском советской ракеты в межзвездное пространство. Да и не только он. Это событие взволновало, подняло на ноги многих студентов академии. Правда, наставники и преподаватели на уроках и в частных беседах старались пригасить это впечатление, разъясняли студентам, что и это от бога. Бог дал человеку разум и сказал: «Владычествуй над всею природой!» — и вот человек владычествует, он выполняет «предначертания божьи»… И никакие достижения в мире видимом не могут помешать «бытию мира духовного».

Но с тех пор как ракета с Земли поднялась ввысь и достигла Луны, Андрей потерял сон, аппетит, покой.

Ночами он представлял себе Вселенную — не ту, о которой рассказывали библия и преподаватели духовной академии, а ту, о которой говорила наука: пространства без начала и конца, миллионы, мириады тел в постоянном движении, возможность жизни на многих планетах… Советские ракеты вошли в эти пространства. Теперь на Луне лежит вымпел с гербом советского государства. Аппараты, сделанные земным человеком, запечатлели тайну тайн — вечно невидимую оборотную сторону Луны.

Испарина выступала на лице, на шее, на груди Андрея. Тревожно стучало сердце. Захватывало дыхание. Он садился.

«Чему же ты посвятил свою жизнь? — спрашивал себя Андрей. — Откуда взялась у тебя вера в бога, у тебя, выросшего в Советской стране в середине двадцатого века?»

И вот теперь, когда мир людей остался за каменными стенами древнего монастыря, когда Андрей оказался у цели, он хорошо понял, откуда пришла его беда, но боялся признаться в этом самому себе. Боялся потому, что не видел путей к отступлению. Библия, богословские науки часто ставили его в тупик. Разум рвался понять, именно понять, осмыслить, охватить все явления природы. Самое лучшее — поверить бы в то, что говорят на лекциях, и наступило бы душевное равновесие. Но поверить слепо, без размышлений он уже не мог…

И снова в мыслях Андрея бесконечная Вселенная, темный, непроницаемый мрак ночи. Вот этот мрак пронизывает светящаяся ракета. Он видит на ней герб с серпом и молотом. Она летит с сумасшедшей быстротой, и ее стремительное тело, созданное руками, волей, мыслью человека, рушит в небе призрачный престол господень…

Андрей хватается за голову, падает лицом в подушку и стонет.

Однажды ночью, в час такого приступа, над ним участливо склонился Виталий:

— Что ты, Андрей Рублев? Заболел? Не по моей ли дорожке собрался идти?

Он взглянул в лицо Андрея, освещенное колеблющимся светом лампады, и увидел горящие лихорадочным блеском глаза, впалые щеки, взлохмаченные волосы.