Много на земле дорог

Но вот он, Андрей Никонов, не был африканцем, а выходя за монастырскую стену и оказываясь среди людей, он всегда ощущал на себе взгляды. Только на Иренсо смотрят с любопытством, с уважением, с желанием во всем ему помочь — найти нужную улицу, подсказать недостающее слово, проводить, обогреть вниманием, — а на Андрея встречные смотрят отчужденно, с иронией, с недоумением и жалостью. Не раз приходилось ему слушать насмешки и колкие словечки…

…Отец Павел нараспев, сильным басом читал евангелие, артистически запрокидывая голову и встряхивая густыми длинными волосами, рассыпанными по плечам.

Андрей медленно пробрался между молящимися к распятию. Он стоял теперь лицом к лицу с Христом. Глаза Христа были закрыты, углы губ и концы бровей скорбно опущены. В спокойных линиях лица, в наклоне головы таился нечеловеческий покой и сила.

Андрей не сводил глаз с распятия. «Как же удалось скульптору осветить этим выражением лицо Христа? И кто этот гениальный мастер?»

Вечерня кончилась. Виталий коснулся плеча Андрея, приглашая идти вместе. Но Андрей не отозвался.

«Одержимый», — подумал Виталий и направился в конференц-зал, расположенный рядом с храмом.

Вскоре в зал заглянул и Андрей. В этой большой комнате с мягкими овалами на потолке, испещренными библейскими афоризмами на церковнославянском языке, когда-то была опочивальня царицы. Теперь здесь, словно в картине «Тайная вечеря», стоял длинный стол, окруженный стульями. В простенках висели картины в позолоченных рамах, написанные на библейские сюжеты. Зал украшали две изразцовые печи — одна голубая, другая серая. У стены стоял рояль, а справа, вблизи голубой печи, — старинная фисгармония. За круглой аркой шло как бы продолжение зала. Там, на деревянных подмостках, расположенных подковкой, стояли студенты и пели. Им на рояле аккомпанировал семинарист. Уныло, монотонно звучали голоса. Трудно было понять, что они пели. Только в конце тактов ясно слышались слова: «Господи помилуй…» Андрей постоял в дверях, послушал нестройное пение, окинул взглядом прохладный просторный зал, и его потянуло писать.

Он миновал анфиладу небольших комнат и вошел в крайнюю, совершенно пустую и светлую. Эта комната принадлежала художественному кружку.

На стенах висели копии икон, сделанные акварелью и масляными красками, наброски карандашом, тушью. Андрей подошел к своей работе, снял бумагу, закрывавшую полотно, и долго стоял перед ним с кистью в руках.

Его удовлетворял фон картины: тайга, широкая проселочная дорога и скалистые горы были полны первозданной чистоты, тишины и покоя. Ему нравилась фигура Христа. Христос шел. Шел целеустремленно и порывисто. Но лицо Христа хотелось переписать. И совсем не потому, что оно было мирским. Нет, лицо, особенно глаза Христа чем-то не удовлетворяли Андрея. Чем? Он еще не осознал этого и стоял с кистью в руках, не решаясь коснуться полотна.

…Стать бы на эту знакомую дорогу, повернуться спиной к тайге и пойти в Веселую Горку. Село лежит внизу, на берегу живописной реки. Пройти по широкой улице и свернуть в переулок, к небольшому побеленному домику с огородом. Здесь он родился. Отсюда впервые увидел мир и по-своему понял его.

Ни отец, ни мать Андрея в бога не верили. Мать работала кассиршей в сельпо, отец — колхозным бухгалтером. Но род Никоновых шел от протоиерея Никона, в прошлом веке прославившегося среди верующих благочестием. Никон жил вначале в миру, имел семью, а потом постригся в монахи. В конце жизни Никон ушел в горы и сделался отшельником. Старики и сейчас помнили легенды о протоиерее Никоне, в которых рассказывалось, как он излечивал больных прикосновением руки и молитвами…

У матери Андрея в старинном ящике с железными углами сохранились религиозные книги Никона и его портрет, написанный каким-то заезжим купцом, которого протоиерей якобы вылечил от слепоты.

Если верить портрету, то Андрей через век повторил лицом своего предка. Из овальной деревянной рамки внимательно и строго смотрел старец в черных одеждах, с длинными редкими волосами. Только длинные волосы да прожитые годы отличали лицо старца от лица ученика Веселогорской школы Андрея Никонова. Те же выдающиеся скулы, узкие, раскосые, будто заспанные, светлые глаза и полный рот четкой, красивой формы.

Андрей перечитал все книги, оставшиеся от Никона, и они — с ломкими, пожелтевшими и пахнущими плесенью страницами — оставили неизгладимый след в его сознании. Не раз он доставал из ящика портрет прапрадеда и с удивлением часами разглядывал его, сравнивая со своим отображением в зеркале.

Вот этот далекий предок и необыкновенное сходство с ним настолько поразили Андрея, что ему захотелось повторить жизнь старца…

Свои взгляды Андрей скрывал от товарищей. Но те все равно считали его чудаком и приписывали это чудачество его увлечению живописью.