Много на земле дорог

— Я говорю, что ты будешь стоять во главе освобожденной Уганды, — повторил Петр, думая, что Иренсо его не понял и потому так легко с ним согласился.

— Понимаю. Я буду во главе свободной Уганды. Надо скорее учиться и назад на родину, — страстно и убежденно сказал Иренсо.

Тон, каким были произнесены эти слова, поразил Петра. Он вдруг заметил то, чего не замечал раньше: лицо Иренсо с поперечной морщинкой на лбу, с чуть выдающейся нижней челюстью и твердо сжатыми губами было волевым, сильным, упрямым.

«Да, этот парень еще покажет себя».

Иренсо просил Петра не оставлять его одного на вечере. И вот они стоят рядом у колонны в великолепном светлом зале. Оркестр играет вальс, над головами кружатся разноцветные конфетти, спускаются ленты и кольца серпантина. Иренсо очень хотелось танцевать.

— Я подойду ту девушка. Можно? — спросил он Петра, указывая на худенькую студентку, которая только что вошла в зал и остановилась у колонны.

— Конечно! Пожалуйста! — рассеянно ответил Петр.

Иренсо подошел к девушке, поклонился, заговорил на английском языке.

— Не понимаю, — смущенно улыбнулась она и отступила за колонну.

Тогда Иренсо воскликнул:

— Не валяй Ванькью! — и занес руку, чтобы взять девушку за талию.

Она вскрикнула, ближние пары перестали танцевать, а Петр поспешил на выручку товарищу.

— Она не захотела со мной танцевать… Я черный, — сказал Иренсо и хотел уйти домой.

Но Петр уговорил его остаться. Вокруг танцевали, а Иренсо грустный стоял в стороне.

— Девушки красивые. Танцуют плохо, — наконец сказал он Петру. — А вот посмотри, какая девушка, — встрепенулся он и показал на изящную блондинку в декольтированном платье из золотистой парчи. Ее пышные распущенные волосы покрывали открытые плечи. На маленьких ножках в розовых чулках видны были лишь каблучки да тонкие ремешки на подъеме.

И как только держались на ногах такие туфли!

Иренсо неотрывно следил за этой девушкой.

— Красивая! Танцует хорошо!

Девушка уже заметила, что на нее смотрят, повернулась к Иренсо, взглянула на него своими большими серыми глазами и улыбнулась. Она прошла в танце еще один круг и, выскользнув из рук своего партнера, подбежала к Иренсо.

Положив ему на плечо руку, она увлекла его на середину зала.

Петр усмехнулся, удивился дерзости девушки, но был доволен за Иренсо.

В общежитие Иренсо пришел позднее Петра. Он снял туфли у дверей и, уверенный в том, что товарищ спит, тихо возился около своей кровати, не зажигая огня.

— Я не сплю, Иренсо! Ну как, весело провел время?

Иренсо поспешно зажег свет. Лицо его было возбужденным, глаза блестели.

— Весело. Очень весело.

— А девушку проводил домой? Не знаю, как у вас, а у нас юноша обязательно должен провожать.

Иренсо рассказал все, что было: он проводил девушку до дома, ее зовут Вира Вершинина. Прошлой весной она окончила школу где-то очень далеко, жила у тетки, а теперь приехала к родителям.

— Красивая! Пальма! Лицо как снег. Волосы — золото. Ангел! — заключил свой рассказ Иренсо.

«Ну-ну! Наши девчонки мастера крутить головы парням», — про себя улыбнулся Петр. Он был уверен, что Иренсо сейчас же ляжет спать, но тот зажег настольную лампу, прикрыл ее газетой и принялся учить новые русские слова. «Железный парень!» — подумал Петр и быстро уснул.

6

У Андрея шли экзамены, и он не мог отлучиться из академии в тот день, когда у него была назначена очередная встреча с Иренсо.

Андрей думал об этом с сожалением. Теперь едва ли Иренсо найдется, а с ним интересно было беседовать, и к тому же в последнюю встречу они подошли к главному — к разговору о боге и вере…

Андрей сидел за столом. Перед ним лежала раскрытая библия в толстых, плотных корках. Он читал шепотом:

— «И создал бог два светила великие, светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды. И поставил их бог на тверди небесной, чтобы светить на Землю».

Андрей остановился. Читать он больше не мог.

Встал, зашагал из угла в угол, покосился на толстую книгу, лежавшую на столе, подумал: «Сказка! Красивая сказка! Ей может верить либо глупец, либо неуч, либо обманщик! Ну, а ты, Андрей Никонов, как ты? К какой категории отнесешь ты себя? Ты не глупец, не неуч, не обманщик. Как же ты можешь примириться с «твердью небесной», со «светилом великим», когда ты знаешь, что Солнце светило миллионы лет раньше, чем появилась Земля, а небо никакая не «твердь». Ты же отлично знаешь, что каждое слово в этой книге с золоченым крестом на переплете уже тысячу раз опровергнуто наукой!»

Он снова сел за стол и, оглянувшись на дверь, вынул из-под библии брошюру, посланную Петром через Иренсо. Это была статья Фридриха Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека».

Андрей пробежал глазами подчеркнутые Петром строчки:

«Сотни тысяч лет в истории земли имеющие не большее значение, чем секунда в жизни человека — наверное протекли, прежде чем возникло человеческое общество из стада карабкающихся по деревьям обезьян».