– Эдгар, – тихо говорит его отец, и Эдгар поднимает взгляд. – Я очень люблю Линду – это не секрет. И я не против, если вы, ребята, занимаетесь сексом в этой квартире. – Короткая пауза. – Я имею в виду, пока ты несешь за это ответственность. – Эдгар снова тянется к вилке, словно ему нужно за что-то держаться во время этого разговора. – Но спать с девушкой, когда у тебя есть чувства к другой, – неправильно.
– Это не так, – отрывисто говорит Эдгар.
– А как тогда?
– Сложно, – отвечает Эдгар.
Его отец складывает руки на столе в ожидании – терпеливый жест, который показывает, что он не позволит обмануть себя простым ответом.
Итак, Эдгар прочищает горло и говорит:
– Между мной и Линдой это было в последний раз.
Его отец недоверчиво поднимает брови.
– Это не было похоже на последний раз.
– Нет? А как, по-твоему, звучит последний раз?!
Его отец одобрительно улыбается.
– Туше, – говорит он. – Так это был, – он кратко останавливается, – финал?
– Да, это был наш конец, – говорит Эдгар.
– Поэтический финал, – говорит его отец. И он совершенно серьезен. В его голосе нет ничего снисходительного, ничего издевательского.
Эдгару всегда было неудобно говорить о таких вещах с отцом, и в то же время это всегда было странным облегчением. Как откровенный вотум доверия. Преодоление своего стыда и типичных отношений отца и сына. Эдгар ценит близость с отцом. Он замечает это особенно в такие моменты.
– А эта Юлия и ты… – говорит его отец, но затем прерывается на середине предложения и позволяет остальной части вопроса парить в пространстве. Оно висит в воздухе, как сигаретный дым.
– Нет, – говорит Эдгар. – Ты читал ее записи.
– Я прочитал произвольную подборку текстов, и я не знаю, когда они были написаны и есть ли другие.
Эдгар все еще тыкает вилкой в цуккини.
– Что ж, мне достаточно того, что я прочитал, – бормочет он так тихо, что звук вилки по фарфору почти заглушает его.
Его отец кладет свою руку на руку Эдгара. Она тёплая и старая. – Все будет хорошо, вот увидишь.
– Конечно, – саркастически отвечает Эдгар. – Грубо говоря, я должен быть счастлив, в конце концов, мне больше незачем надеяться.
– Ты мог бы поговорить с ней, знаешь?
– Поговорить с ней? – Эдгар издает пренебрежительный звук. – Ты, должно быть, шутишь.
– Нет, совсем нет, – говорит его отец. – Большинство недоразумений основано на том, что люди не разговаривают друг с другом.
– Я бы не назвал это недоразумением, – отвечает Эдгар. – И разве ты не сказал, что она просто глупая девчонка?
– Неважно, что я о ней думаю. В конце концов, все зависит от того, что о ней думаешь ты, – говорит его отец.
– И что она думает обо мне, – парирует сын.
– Ну, на твоем месте я бы поговорил с ней.
– Ты не на моем месте, – холодно говорит Эдгар.
– Конечно, ты прав, – говорит его отец. – Что Линда говорит по этому поводу?
– О, Линда, – раздраженно говорит Эдгар.
– Так ты злишься и на Линду?
– Что значит злюсь? – спрашивает Эдгар, качая головой. – Я просто не могу понять ее. Она говорит, что хочет встретиться со мной после школы, но не появляется. А потом, когда я сидел на автобусной остановке, они с Юлией проезжали мимо меня на такси. Она и Юлия! Это было похоже на злую шутку. Я имею в виду, что она и Юлия из всех людей… Я просто не понимаю, – говорит Эдгар. – Но я начинаю думать, что все девушки ведут себя так.
– Да, – говорит его отец, смеясь. – Мне это кажется знакомым. Я тоже часто не понимал твою мать.
Эдгар поднимает голову, настолько пораженный тем, что его отец заговорил о его матери, что он даже на мгновение забывает о своем гневе.
– Правда? – спрашивает он.
– Правда, – отвечает его отец.
– А что, например?
Когда он спрашивает, это звучит как вопрос маленького и очень любопытного мальчика.
– Уф, – протяжно вздыхает отец. – Я не понимал тысячу вещей. Она была непредсказуема и совершенно нелогична. Время от времени мне действительно казалось, что мы принадлежим к разным видам млекопитающих. – Он качает головой. – Знаешь, иногда она сильно из-за чего-то расстраивалась, а буквально через день ее уже не волновали те же вещи. Это нельзя было понять. Ее нельзя было понять.
– Но ты любил ее…
Его отец кивает.
– О да, – говорит он. – А как иначе? – Тон, пропитанный грустью и ностальгией. Затем его отец смотрит на стену над обеденным столом, и Эдгар делает то же самое. Между черно-белыми фотографиями бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек, тети Рэйчел и его самого и отца мать улыбается им обоим. Знакомое лицо в старинной тонкой деревянной оправе.
– Ты так на нее похож, – рассеянно говорит его отец.
– Это наверное тебя раздражает.
Его взгляд и взгляд его отца встречаются.
– С чего ты это вообще взял? – спрашивает он с широко раскрытыми глазами.
– Я не знаю, – говорит Эдгар, – я полагаю, было бы трудно жить рядом с кем-то, кто напоминал бы мне любимого мертвого человека.
– Это не так, – отвечает его отец. – Это утешает.
Анита Нольде стоит рядом со своим шкафчиком. Она подносит сотовый телефон к уху и смотрит на план эвакуации, висящий внутри рядом с дверью раздевалки.
– Да, – приглушенно говорит она, выплывая из мыслей. – Да, я понимаю.