Линда находит Юлию в длинном коридоре перед запертой дверью на третьем этаже. Она сидит на коврике, подтянув ноги к себе, и плачет. Линда и пришла на нужный этаж по звуку ее рыданий. Издалека звук был ужасным, но теперь, когда она видит Юлию, ее вид до странности ей знаком. Даже слишком – такое она и представить не могла.
Проходит несколько секунд, в течение которых Линда ничего не говорит и не делает. Она просто стоит рядом с Юлией. Затем ее взгляд падает на табличку у двери.
Везде тихо, слышно только плач Юлии. Звуки устрашающим эхом разносятся от каменных плиток и стен. Как далекий вой волка в лесу.
Если бы они с Юлией были подругами, она бы сочувственно положила руку ей на плечо. Она не знает, как вести себя в такого рода ситуации с врагами. Вероятно, ее здесь вообще не должно быть. Или ей должно понравиться, как быстро Юлия пала. Как она сидит, подтянув ноги, – почти сломленная. Так или иначе, Линда думала, что она будет чувствовать именно это – получать от этого удовольствие. Но теперь, когда все происходит не в ее мыслях, а в реальности, все как-то иначе. Никакого удовлетворения. А если и будет, то даже отдаленно не в той степени, которую Линда ожидала бы почувствовать. Может, прошло уже достаточно времени. Возможно, ее раны уже зажили. В любом случае, она стоит и сочувствует Юлии Нольде.
Линда достает пачку Tempo из рюкзака и протягивает ей.
– Вот, – говорит она. Ни слова больше.
Юлия смотрит вверх. Пухлое лицо в красных пятнах, глаза жутко воспалены. Засохшая кровь вокруг ноздрей, несколько трещин вокруг рта, настолько темные, что кажутся почти черными. Как маленькие веснушки, появившиеся в одночасье. Но хуже всего синяки. Они темнеют по всему лицу и медленно становятся фиолетовыми. Юлия моргает. Из носа сочится смесь крови и соплей, а губы потрескались.
Юлия протягивает руку и берет пачку носовых платков. Она тяжело сглатывает – что-то вроде благодарности. Она вытаскивает платок и осторожно сморкается.
Линда смотрит на нее и думает. О множестве вещей сразу. Она знает, зачем Юлия пришла сюда, по крайней мере, она может догадываться. Иначе зачем семнадцатилетней девушке сидеть на коврике возле кабинета гинеколога в пятницу днем и плакать? Вряд ли потому, что ей нужен новый рецепт на противозачаточные – тем более, что теперь у нее нет парня.
Линда глубоко вздыхает. Затем она говорит:
– Хорошо, пойдем.
Но Юлия остается на месте. Она прислоняется к двери, как мешок для мусора.
– Давай, давай, – слишком недружелюбно говорит Линда и слегка пинает Юлию ногой.
Снизу она выглядит ядовито. И ее взгляд говорит о том, чего она не скажет сама.
– Давай, – говорит Линда, протягивая ей руку. – Мы должны идти.
– Куда? – почти в отчаянии спрашивает Юлия. Ее лицо похоже на морду французского бульдога.
– К моему отцу, – говорит Линда через мгновение. – Он гинеколог.
Эдгар сидит, задумавшись, и проталкивает вилкой кусок цуккини с остатками томатного соуса себе в рот.
– Ладно, хватит, – говорит отец, откладывая столовые приборы в сторону. Эдгар морщится. Как будто его отец только что ворвался в комнату, а не все это время сидел с ним за столом. – Что случилось? Что тебя беспокоит?
– Меня ничего не беспокоит, – рассеянно отвечает Эдгар.
– Это из-за той девушки? Юлии? – Его отец игнорирует ложь. Но Эдгар молчит. – Что еще она написала? – спрашивает он. – Про бесполость?
Эдгар смотрит прямо на него. И он хотел бы сказать: «
– Давай не принимай это близко к сердцу, – ободряюще продолжает его отец. – Она просто глупая девчонка.
Эдгар замирает.
– Она не глупая, – отвечает он с необычайной резкостью.
– Действительно? – удивленно спрашивает отец.
– Да, – говорит Эдгар, – действительно.
Несколько секунд они смотрят друг на друга, отец и сын, – такая незнакомая ситуация.
– Разве ты не говорил, что почти не знаешь ее? – осторожно спрашивает отец.
– Да. – Пауза. – Я соврал.
– Ты испытываешь к ней чувства. – Это не вопрос, а утверждение.
Тем не менее Эдгар отвечает:
– Может быть.
– Хорошо, – говорит отец через некоторое время. – Тогда есть только одна вещь, которой я не понимаю.
Эдгар кладет вилку.
– Какая?
– Если ты действительно что-то чувствуешь к этой Юлии, – говорит его отец с таким взглядом, как будто он подбирает слова, и наконец продолжает: – Тогда почему ты спал с Линдой той ночью?
Эдгар смущенно смотрит на стол.
– Ты нас слышал? – тихо спрашивает он.
– Хм, ну ты же прекрасно знаешь, какая здесь звукоизоляция, – отвечает его отец.
Да, Эдгар это знает. Но он забыл. Когда он был в постели с Линдой, он все равно мало о чем думал. Собственно ни о чем. Ни о последствиях, ни о Момо, ни тем более о старых и тонких стенах.