Мир Калевалы

«Ну тогда счастливого пути!»

По пути домой остановились в сером доме. Крыльцо скрипело. Пахло кошачьей мочой и мокрым деревом. Я испугался старой горбатой бабки, которая выскочила из темноты прихожей. Дедушка рассказывал летом, что злые горбатые и беззубые старухи кормят путников мертвец-землей. Мертвец-землю можно добыть только в одним способом. Ее надо выковыривать из носа и рта только что похороненного покойника. Лучше всего это делать маленькой серебряной ложкой, в крайнем случае годилась и можжевеловая. Железные ложки ржавеют сразу, как только касаются мертвец-земли. Поэтому на кладбище нельзя найти гвоздей, мертвец-земля съедает их полностью.

Дедушка говорил, что мертвец-земля это такая вещь, которая переносит человека за черту смерти. Это черта – вода реки Туонела, черное и вязкое вещество между жизнью и смертью. Она не из этого мира. Живой ее не выдерживает. Тот, кто поест мертвец-земли, теряет разум и не поправляется никогда. Тело живет, а душа превращается в часть потока Ту-онелы. А такой человек, который не цельный, уже и не живой.

«Это яд с того света», – говорил дедушка и кривился от отвращения.

Если кому удается накормить другого мертвец-землей, он получает все богатства бедняги себе в награду, а тот становится паромщиком Туонелы. Паромщик Туоне-лы в богатстве не нуждается, а став сумасшедшим, он уже по своему состоянию не скорбит.

Я очень боялся мертвец-земли.

Старуха предложила мне красного лимонада. Дома я никогда его не пил. Хоть и жутко хотелось сделать большой глоток, я не смел даже пригубить. Я был уверен, что бабка намешала в него мертвец-земли. Я представлял себе, как бабка вытаскивает гроб из могилы и срывает крышку своими острыми когтями. Гвозди ломаются со стуком и крышка летит по воздуху из крепких рук старухи. Мерзко смеясь, бабка засовывает в гроб длинную ложку. Меня трясло. Я не осмеливался думать дальше.

Старуха варила на кухне кофе. Мы сидели в избе. В животе урчало от голода, а на столе вкусно пахли свежие пирожки и ломтики сладкой булки. Все ждали, когда кофе будет готов, но он все никак не готовился. Я уже дважды сосчитал свои пальцы, да еще и пальцы ног впридачу, а кофе все не поспевал. Когда часы размером с великана пробили полный час, я подскочил на стуле. Мне казалось, что бабка возилась в кухне уже долго. Слишком долго. По-моему, не могло уйти столько времени на то, чтобы просто сварить кофе. Если бы мой невидимый Друг не остался в машине, он мог бы сходить проверить. Оставалось только внимательно прислушиваться. Но как бы я ни старался, я не мог ничего услышать. То-то и было подозрительно. Я придумал план.

Когда старуха приковыляла в избу с раскачивающимся в руке медным кофейником, я дождался подходящего момента и вскочил со стула. Головой я попал бабке в локоть, кофейник полетел кувырком и стукнулся об камин. Кофе пролился на пол. Черная кошка с визгом вылетела в прихожую.

В машине отец и Эркки сокрушались по поводу кофе. Уж очень им хотелось по чашечке горячего. Но что поделаешь, несчастья случаются. Я сидел на заднем сиденье, пыхтя от радости.

Ведь я только что спас отца от сумасшествия, а себя, сестер и маму от бедности.

Перевод с финского А. Пертту

Kullervon Kirous

Torsti Lehtinen

Kalevalaa selaillessani silmiini osui runonkatkelma, joka ei jättänyt minua, lastenkodeissa kasvanutta orpoa, rauhaan. Katkelma on runosta, jonka Väinämöinen laulaa, kun orpopoi-ka Kullervo on tehnyt itsemurhan:

Elkötte etinen kansa, lasta kaltoin kasvatelko
luona tuhman tuuittajan, vierahan väsyttelijän!
Lapsi kaltoin kasvattama, poika tuhmin tuuittama,
ei tule älyämähän, miehen mieltä ottamahan,
vaikka vanhaksi eläisi, varreltansa vahvistuisi.

(Kalevala: Kuudesneljättä runo)

Runossa Väinämöinen piirtää henkisen muotokuvani erehtymättömästi, kuin olisin istunut kannon nokassa hänen mallinaan. Kullervona sähläämistä elämäni on ollut ja on. Se on poikennut Kullervon elämästä vain sikäli, etten ole koskaan hautonut ajatusta poistua maailmasta vapaaehtoisesti. Elämä-nahneudessani vihaan kuolemaa. Vain harvoina kirkkaimpina hetkinäni onnistun suhtautumaan siihen myönteisen uteliaasti. Olen kulkenut pitkän ja lavean tien ja nähnyt yhtä ja toista, mutta kuolema on yhä kokematta. Toivo elämän suurimman salaisuuden ratkeamisesta herättää matkakuumeen kaltaisen odotuksen”.Nyt katselemme vielä kuin kuvastimesta, kuin arvoitusta, mutta silloin näemme kasvoista kasvoihin”.