Мир Калевалы

Общество Финской литературы выпустило открытку, на которой с портретом Лённрота соседствует его текст. Это центральная часть его медицинской доктрины: «Отдых, надежда, довольство и умеренное веселье сохраняют здоровье, а иногда даже излечивают больного. Но вредны чрезмерные радость и веселье, равно как и горе, скорбь и уныние».

Хорошо сказано. Под чрезмерной радостью и весельем Лённрот подразумевает, скорее всего, разгульную и нетрезвую жизнь. Вернее, даже не веселье, а буйство. От него все еще погибают достойные люди по обе стороны нашей границы несмотря на всю нынешнюю просвещенность.

Сам Лённрот вместо спиртного пил колодезную воду и участвовал в основании первого на Севере общества трезвости. В отличие от своего позднейшего коллеги, писателя Илмари Кианто – этого «московского магистра», написавшего в 1925 году произведение «Святой Орден Умеренной Выпивки», Лённрот ратовал за полную трезвость. Неудивительно, что он прожил действительно долгую для того времени жизнь и умер только в 1884 году. «Врачу, ис-целися сам!» – как сказано в Библии. В этом Лённрот на редкость преуспел – не так, как с собственными детьми.

4

Если Лённрот-человек до сих пор был мне менее знаком, чем многие другие финские классики, его «Калевала» несомненно оказала на меня большое влияние. Под ее впечатлением я написал роман «Такой человек» (1989). Я не удовольствовался только повторением биографии Вяйнемёйнена, а взял оттуда подходящие для меня кусочки и сосредоточился, в числе прочего, на Айно. Я и сам уже был тогда в среднем возрасте, и тем не менее очарован молодой девицей. Из ребяческих отношений, естественно, ничего не вышло; девица эта испугалась и отступила – но не утопилась, а вышла позднее замуж и создала счастливый дом с мужем, детьми и своими путями.

Сам я все же испытал потрясение, почти сбросившее меня за край бытия, откуда я чуть было не улетел в космос. Один друг, врач, меня от этого спас.

Придя в себя, я написал роман. Сампо тоже увлекало: решение вечных проблем благосостояния человечества, если бы только Сампо придумали заново. Я написал всю книгу размером старинных калевальских рун, но так, что текст казался на поверхностный взгляд обычной прозой. «Такой человек», однако, не имел никакого успеха, напротив – о нем, кажется, появилась лишь пара маленьких, скорее недоуменных отзывов и никто его не пожелал. Для меня он все-таки был тогда важен: одно из жизненных разочарований, которое я излечил писательством – еще раз.

Странно все-таки, когда я сейчас достаю «Такого человека» и просматриваю, там есть даже кое-что занятное. Даже пара пригодных фраз: «Без огня остаться тяжко, трудно быть без очага; человеку в мире грустно, грустно Богу самому».

Заключительный вывод книги тоже оказался верным: подлинные барды – настоящие Вяйнемёйнены, великие певцы всего народа – появляются в нашей рыночной по духу литературе все реже. Ведь Вяйнемёйнен еще остается в «Калевале» и вернется, если того захотят: «Дай-ка, время пронесется, день пройдет, другой наступит, вновь во мне нуждаться будут, пожелают, чтобы создал новое, большое Сампо, новый инструмент певучий, чтобы поднял новый месяц, новое на небе солнце…»

В подражание Лённроту и «Калевале» я тоже отправил «Такого человека» в «высшие миры», наверх, в космические волны. Но в конце книги обрисовал пессимистичнее, чем Лённрот, чувства Вяйнемёйнена, ожидавшего в звездных сферах нового зова:

«Покуда я в челне своем не застыл, сам на месте не окаменел, не остался с челном своим. Поплыву я, когда он поплывет, вернусь, коли кто вспомянет, коли истинно, сильно пожелает; а нет – так все ж песни вернутся. А прежняя жизнь не воротится».

5

Несоразмерно большая часть всего написанного исчезает, и только очень малая часть сохраняется. Помимо «Калевалы» и Вяйнемейнена по-прежнему сохраняется сам Лённрот. Начало и конец его жизни – два символических дома – находятся в Самматти, ставшем в наши дни частью муниципалитета Лохья. С домами, где он родился и умер, теперь возможно ознакомиться только летом, когда они открыты для посетителей. Расположены они в пяти километрах друг от друга, так что нужен какой-нибудь транспорт, если не хочешь передвигаться способом Лённрота. Дорога, ведущая к дому Ламми, по-прежнему узкая и извилистая, и даже на машине кажется длинной. Но труды того стоят. Можно сделать привал в ближайшем «Постоялом дворе Самматти»», устроенном в бревенчатом здании старой школы, и съесть настоящий финский ленч. Вряд ли где-нибудь еще в Финляндии возможно так близко соприкоснуться с этим народом и его традициями.

Лённрот был универсальным гением. Такое в современном мире невозможно, поскольку каждая отдельная область деятельности требует от специалиста все больше познаний только о ней. Из-за этого общая картина дробится, а жаль: только широкие общие знания могут дать человеку большее понимание того, в каком мире мы в действительности живем.