Мир Калевалы

Спустя несколько лет после женитьбы Гаврила превратился в сопливого и слезливого сгорбленного старика, «вечно копошащегося в углу избы». В содержании семьи он участия не принимал, вечно болел и вечно страдал. Вся тяжесть добычи средств к существованию легла на Прасковью. Про земельный надел все, писавшие про Ларин Параске, не упоминают. Видимо, ленивому Гавриле огород был ни к чему, его некому было обрабатывать. А когда появилась жена, свободной земли уже не было. Поэтому Прасковья нанималась на любую работу, лишь бы получить какие-нибудь деньги на пропитание семьи. Она пасла чужой скот, косила чужое сено, таскала через образовавшийся вскоре порог Ва-скеланкоски (порог Васкела) чужие баржи с чужим сеном и лесом. Стаскивала бревна к месту вязки плотов.

Потом те плоты спускали плотовщики по течению в Ладогу, а в устье Тайпалеен-Йоки их брал на буксир пароходик и тащил на север. В деревне Ляскеля за Сортавалой на берегу Ладоги находился большой деревообделочный завод, который выпускал, помимо всего прочего деревянного, еще и фанеру. Ее для строительства Петербурга требовалось много, много было надо и леса. Его и рубили по всей Карелии и свозили на тот лесозавод. А рядом была еще и бумажная фабрика, чуть позже присоединенная к лесообрабатывающему предприятию. Поэтому Прасковье Степановой работы всегда было достаточно. Хочешь, бревна вверх по Тайпале на барже тащи, хочешь – вниз в плотах сплавляй. Не хочешь – бревна от дороги к реке катай, где их на воде в плоты свяжут. Выбирай на вкус любую женскую работу. Она и выбирала.

Прасковья при всех немощах Гаврилы умудрилась родить в браке с ним девятерых детей. Взрослыми стали только трое. Остальные умерли в детском возрасте. Первые двое – в младенчестве, еще четверо – не прожив и нескольких лет. Находясь в состоянии перманентного кормления грудью, Прасковья нашла еще один, весьма доходный, по ее меркам, промысел. В Петербурге еще в 1770 году был основан приют для маленьких детей. Очевидно, для брошеных или потерявших мать. Императорский воспитательный дом отдавал на вскармливание деревенским женщинам младенцев, выплачивая им ежемесячное вознаграждение за уход и питание этих детей в сумме нескольких рублей. В стране, где зарплата в десятку – это было более чем круто, пятерка была богатством. Корову можно было купить легко, а в базарный день можно было и лошадь сторговать.

Сперва к этому делу подключали только женщин из пригорода столицы, то есть Ингерманландии, но в 1840 году такое разрешение получили и жительницы прилегающей части Финляндии, то есть Карелии. Чем и воспользовалась Прасковья в период самого расцвета этого движения, если это расцвет. В 1850-х годах в волости Саккола одновременно выхаживались и выкармливались около 1000 детей из Петербурга. В том числе и Прасковьей Степановой. Она вспоминала, что вскормила около пятидесяти детей, начав этим заниматься после смерти первых двух своих.

Из-за протестов лютеранской церкви, увидевшей в этом явлении нарушение церковных канонов и пагубность этого явления для здоровья финок, карельским женщинам запретили вскармливать петербургских детей.

Почему сегодняшняя лютеранская церковь не видит пагубности в том, что два мужика супружничают, потом как бы рожают, да еще и чем-то вскармливают ребенка – для меня лично идиотизм в полном объеме. А тогда вполне естественное явление сочли за нарушение Божьих законов. Запретили карелкам и ижоркам детей чужих вскармливать, но что-то мне подсказывает, что они не сильно исполняли и тогдашние законы. Простая арифметика показывает, что 50 младенцев до надлежащего возраста вскормить года за четыре невозможно. Так что Ларин Параске занималась этим промыслом и после того, как его прикрыли.

Богатый на фантазию народный фольклор утверждает, что среди выкормленных нашей героиней детей были и незаконные дети из царской фамилии. Может, даже от Матильды Кшесинской кто уродился. С ней дружили организмами многие мужчины царской фамилии. Могли и опростоволоситься, если так. Врут, наверное, предания. А вот то, что вскормила ижорка Прасковья полсотни русских людей – сущая правда. При этом семьдесят верст до Петербурга она проходила пешком, питаясь только крошками и неизвестно где ночуя. Такое расстояние и марафонцы не бегают в один день. Так что путь занимал дня три. Каким образом в ее доме появлялись младенцы из приюта, исследователи умалчивают. Не шли же груднички вслед за кормилицей, и не могла она нести на себе по четыре-пять одновременно вскармливаемых ребенка. Из них умерло до четырех человек. (Цифра примерная.) Но остальных она вскормила, о чем нынешние потомки тех брошеных детей даже и не догадываются.