Мир Авиации 2006 02

Провели какие-то испытания на «двойке», потом — окончательные испытания, достигли тех значений, которые надо. Летал Сережка Агапов. Наступил момент, когда нужно было все это передавать ГосНИИ ГА. Институт, он всегда смотрит сначала все материалы, потом говорит — достаточно или нет. И если нет, то говорит, что надо такие-то или такие-то режимы сделать. И сажают своего летчика для контрольного полета. В этот момент он сидел слева, под надзором нашего Сережки Агапова. Был такой Мезох, очень хороший летчик, и человек замечательный, черкес, южного склада человек. Вообще летчики ГосНИИ ГА или военные, они все апломбированные, то есть очень болезненно переживают, что они вторые, и считают, что им надо доказать, что они не лыком шиты. И пришло время полететь Мезоху, звать его Владимир Чемгуевич. Снарядились они и полетели: Мезох, Агапов и бортинженер Валька Игнатов, Валентин Спиридонович. Показал Агапов ему все режимы, как надо делать, и на одном из последних режимов Владимир Чемгуевич решил: я покажу, как надо делать. И всего- то там на доли секунды задержался с отдачей штурвала. Когда там начинается подхват, на стреловидном крыле, он примерно одинаковый для всех самолетов (на подхвате ее надо ухитриться удержать от крена, тут Сережка очень мастерски работал, все время очень четко держал). И когда начинаются признаки подхвата, нужно рывком отдать от себя штурвал, до доски, и машина тогда начинает опускать нос. Владимир Чемгуевич решил чуть-чуть задержаться, буквально полсекунды, и она на дыбы — и засвистела, свалилась в штопор. Хвостом вперед крутится. Вращение проходит вокруг хвоста.

На «двойке» противоштопорный парашют от кнопки вводился в действие. Стояла она на штурвале, и там же кнопка сброса этого парашюта. Парашют находился в отсеке, который закрывался сбрасываемой крышкой. Крышка — с «ушами» 5*. Пиропатроны открывают замок, и за счет этих «ушей» улетает крышка и вытаскивает вытяжной парашют. За ним — и основной. Парашют такой же, как на спускаемых космических аппаратах, только там три или четыре купола, а здесь один.

Так вот — две кнопки: одна — выпуск, другая — сброс. Как машина опустит нос, надо сбросить. И Валька, бортинженер, сидит, орет: «Кнопку, кнопку, кнопку, кнопку!». Ему бы сидеть за пультом, смотреть, чтобы двигатели не сгорели, а он орет «Кнопку!». Еще был выпуск парашюта механический. Сережка Агапов выпустил этот парашют, и он начал уже выходить и наполняться. А Валька орет «Кнопку», Чемгуевич потерялся, не знает, что ему делать, нашел-таки кнопку и нажал. Кнопку сброса. Но бог существует в этом деле. Парашют успел наполниться и дернул машину, и она — носом вниз и начала разгоняться. Тут ее Серега Агапов с матом, визгом, свистом вывел, и сели. Сели нормально. двигатели спалили только. Потом были всяческие статьи, Владимир Чемгуевич Героя получил за проведение испытания. Валька получил как следует от Агапова. Агапов, когда я с ним встречался в экипаже, говорил: «Ты сиди, пока я тебе чего- нибудь не скажу!»

Сережка Агапов

Сережка Агапов участвовал в испытаниях на штопор и на «134-й» 6*. Делал большие углы, и получилась такая милая машина, что хорошо выходила из штопора. И вот Сережка Агапов, туды его, освоил это дело, и когда куда-нибудь летали на испытания (народу там мало), удивлял публику. В частности, мне Володька ****паев рассказывал: «Серега Агапов говорит мне:

«Иди сюда! Смотри как она летает!» И под аплодисменты публики заваливает ее в штопор. Вся публика падает, мочит в штаны, он выводит ее и говорит: «Вот так надо летать!».

Однажды мы с Сережкой летали на «единичке» 154-й. Крыло у нее получилось хреновое. Его сделали по какой-то новой теории, хотели — полегче, и получилось, что недобрали по прочности 7*. Гнулось оно так. что на ней летать было ужасно. Элерон отклоняется, и оно гнется по этому месту.

Когда испытывали крыло на предельную нагрузку, кто-то из ребят позвонил мне: приходи, мол, сегодня в Москве будут до разрушения нагружать, посмотришь. И я пошел. Загнали меня на антресоли. Ее нагружают-нагружают. Крыло у нее загнулось. если смотреть от нормального положения, не меньше двух метров, потом — треск, выстрел, полетели какие-то железяки. Сломалось по 14-ю нервюру. И сколько я ни летал потом на «154-й», все время смотрел на 14-ю нервюру.

Когда машину пригнали из Куйбышева, на ней сделали доработки по усилению, и мы проводили испытания на прочность. Там много их было, целый пакет испытаний — на предельную скорость, на максимальную перегрузку, максимальную скорость с отклоненными закрылками в трех положениях (помню, одно из положений: V_max — +30) и максимальную перегрузку (должна быть 2+0,2) с 18 тоннами коммерции (180 человек). Где-то в октябре начали полеты по программе государственных испытаний. Приехали из ГосНИИ ГА люди, оттуда был такой ведущий инженер Аверьев Валентин Георгиевич, Валька Коршунов был у него помощником, и мы начали полеты.