Он не стеснялся казаться балаганным дурачком, задавая Криану самые очевидные вопросы об Ашти, о жреце, о служителях, о законах Аштирима, о монастырях, о книгах, о сказках и преданиях об Ашти, даже о том, как устроены покои жреца и что можно там увидеть. Его интересовала каждая мелочь, каждый предмет. Иногда даже так много знающий Криан не мог сказать ничего в ответ на вопрос. Первый из круга злился, слал почемучку прочь, но потом задумывался – Лаори ведь не отставал, пока не добивался ответа, и многое смог узнать об истории Ашти, об их обрядах. Криан, если б его не выбрали в круг, наверняка сделался бы служителем – он едва не бредил Ашти.
Жреца с момента церемонии они ни разу не видели. Он жил в отдельном крыле храма, почти таком же большом, как весь остальной храм – самый большой в Аштириме. Один за другим уходили к жрецу юноши из круга и раз от раза возвращались едва ли не в худшем состоянии, чем Криан. Служители быстро ставили их на ноги и обещали, что благодаря их укрепляющим отварам и специальным лекарствам тела их станут крепче, потеря крови не будет так ощущаться, а боль притупится. Их средства и правда помогали – не зря служители были мастерами среди мастеров Ашти. Но и жрец не ждал, когда круг будет готов.
Шон, предшествующий Лаори в списке Криана, вернулся и вовсе невменяемым. Он пострадал меньше других, но он был так напуган, что его насилу успокоили, напоив чем-то убойным, что усыпило его почти на сутки. Следующим вечером он проснулся и упал в ноги Криану, в слезах умоляя первого в круге сделать так, чтобы жрец больше никогда его не выбрал.
Настала очередь Лаори.
Не было ничего сказочного или волшебного в этих приготовлениях. Все было вполне плотское и мирское. Служители были торжественны и не спускали с него глаз, до того следили за всякой мелочью, что Лаори ощутил себя невестой. Да и невеста так не готовится, как он. Чистоту невесты берегут, и телесную, и душевную. Раз от раза священнослужители повторяли, что ему делать, а чего не сметь, куда смотреть, как стоять, где пасть ниц, и что может значить тот или иной жест жреца. Все это попросту не могло уместиться в голове Лаори за один раз.
Он не знал, получится ли задуманное, не знал, не навлечет ли он на себя гнев жреца. Но после него оставались только двое в круге, а жрец до сих пор не смягчился. Значит, Криан ошибался – никого особенного не нашел в их десятке жрец, раз весь ее цвет прошел перед ним, а он только свирепел да расходился.
Идя за служителями и неся традиционные дары – цветы из зимнего сада, воду и камни, Лаори мучительно сомневался. Делать ли ему задуманное? Он шел на риск, ставя на кон десять жизней. Он знал, что не имеет на это права, но и жрец не имеет права так мучить их, он ведь тоже лекарь. И… было все-таки в жреце что-то, что давало Лаори надежду.
Его отнятые глаза смотрели в пол, пока служители помогали расставить дары. На вазе с фруктами на узорчатом столике чуть дальше от Лаори лежал маленький нож, посверкивая серебряной рукоятью – Лаори увидел его, едва вошел. Жрец поднялся с подушек, шурша схенти. Служители отошли, почтительно склоняясь, отступая к дверям. Расстояние между Лаори и жрецом было разделено ровно пополам – отсечено ножом, манящим его с вазы с фруктами.
Лаори вспоминал сегодня, что дедушка Мут говорил: не попробуешь – не узнаешь, а вот сомневаться – вышло бы или нет – будешь всю жизнь.
Покушались ли на жреца хоть раз? Можно ли покуситься на священную жизнь? Жрец ведь именно так подумает о Лаори в первый момент… Если хоть половина из того, что сказывают об Ашти у костра старики, правда, он может уничтожить любого на месте, просто вскипятив его кровь взглядом. Но сейчас Лаори не думал об этом. Это все он передумал гораздо раньше. Было время сомневаться и метаться в выборе, а было время делать.
Выносливому, закаленному горными тропами, ему потребовалось совершить только один прыжок, чтобы схватить нож. Он замер, упав ниц и воздевая сложенные пригоршней ладони, прямо перед жрецом, едва не касаясь его ног. Нож был зажат между пальцев рукоятью вверх, заточенной кромкой – в сторону ладони.
К ним со всех сторон встревоженными вопящими сороками слетались служители. Руки их рвали его церемониальные покрывала, силясь оторвать от пола, увести от священных ног жреца подальше, и там казнить вместе с остальными. Лаори плакал. Он плакал от бессилия что-либо изменить.
И вдруг – стихло. Сороки выпустили его и зашаркали к выходу униженной стаей. Хлопнули двери, стало так тихо, как иногда бывает в горах. Лаори понял, что чудо, на которое он надеялся, произошло – жрец отослал всех, но не отослал его.