Милосердие жреца Ашти

Лаори вздохнул. Разве можно объяснить тому, кто не понимает, не замечает очевидного? Он, может, деревенский дурачок, не знает, когда говорить, а когда молчать, не умеет столовыми приборами пользоваться и читать тоже не умеет, но тот, кто использует глаза не для того, чтобы смотреть и видеть, а уши не для того, чтобы слушать и слышать, дурак вдвойне.

– Ничего особенного нет, ты прав, – согласился Лаори. – А в том, что я ему приглянулся как-то, ошибаешься. Просто… Каждый хочет быть лучше, чем он есть. И жрец тоже. Мне показалось… Он не хочет быть жестоким на самом деле, и вот…

– Ты всеми нами рисковал, – Криан выпустил его руки и сделал шаг назад. Он не спрашивал, ему не надо было знать точно, что сделал Лаори для того, чтобы понять: быть лучше самого себя можно только на грани, когда надо выбирать, стоя на перепутье, быть хорошим или быть плохим. А для подобного испытания надо создать условия.

– Прости меня за это, я верил в то, что получится… И получилось.

– А если б нет? – закричал Криан. – Если б нет? Девять жизней – за одну твою ошибку!

Лаори опустился на диван и закрыл лицо руками. Здесь не было ковра и не было жреца. Был только тот, кому стыдно было посмотреть в глаза. Вчера эту милость подарили только ему одному, вдруг подумалось Лаори. Он всего лишь развеял скуку жреца своей неожиданной глупостью… И глупостью же было думать, что жрец теперь и с другими станет обходиться лучше.

Весь день никто не разговаривал с ним.

Вечером следующий из круга – предпоследний – отправился к жрецу Ашти.

5

Когда закончилась декада празднеств с обязательными ежедневными церемониями, с излечением больных и прочими чудесами, когда стало уже очевидно всем, даже самому Лаори, что прав был все же он – после его жертвы над кругом перестали измываться, – жрец Ашти почти не звал их.

Случалось, он забывал об их существовании на декаду или две. Круг был предоставлен сам себе. Скорее, от скуки, чем от широты души, Криан учил Лаори и еще одного деревенского парнишку – Севда – читать. Севд не больно-то проникся книжными премудростями и не слишком хотел. А Лаори нравилось. Книги порой были мудры, почти как дедушка Мут. Иногда они даже говорили с ним его голосом. Лаори снова начал тосковать.