Метро

— А если дезу им? Что группы уже нейтрализованы?

— Как? Не успеть.

Артему хотелось зажмуриться, спрятаться, запахнуть нутро, чтобы майор его намек, его мольбу не разгадал; но он заставил себя держать глаза выпученными, как будто он сам приглашал Глеба Иваныча в себя. И тот влез в Артема через зрачки, раскорябал роговицу, пообтер и испачкал там все мелкими брызгами Петра Сергеевича.

— Пароль, отклик для радиообмена есть у тебя? — в конце концов решил он.

Артем молча наклонил голову. Потом осторожно вернул ее обратно. Боялся спугнуть майорово решение — единственно Артему спасительное.

— Пошли.

Через коридор, мимо отпертой уже камеры, где стояли смертники, пялились в пол, в стены, словно спешили спрятать и сберечь свои души в кафельных швах, под линолеумными отворотами, проследовали в другую комнату, с надписью на двери: «Связь».

Стал по стойке «смирно» заморенный связист с заячьей губой. Стол с телефоном, зеленые ящики с тумблерами и стрелками, наушники.

Конвоир встал в дверях, Артема пинком пригласили к аппарату. Но до этого Глеб Иваныч снял телефонную трубку, попиликал кнопками.

— Алло. Это Свинолуп. Да, Свинолуп. Мне Анциферова.

Артем поплыл. Часы-близнецы наложились на дурацкую и нечастую фамилию. Не могло быть такого совпадения. Совпадения — не могло.

Тот был Борис Иванович. Этот — Глеб. Отчество одно. Похожи между собой они были мало. А все равно поверилось сразу, хоть и фантастика.

— Да, товарищ полковник. Тут деятель у меня сознался. Говорит, Рейх собирается Театральную брать. Сейчас прямо.

Голос. Голос Артем узнал — там, под сценой лежа, потому что голос у братьев был один на двоих. Слова они этим голосом произносили разные, и разные из них собирали предложения; и разные у них были мундиры, и часы у них в разных временах остановились. А голос все равно был один.

Глеб был, наверное, старшим. Казался старшим. А у Бориса, значит, служба быстрей шла. Как с ними это случилось, подумал Артем зачем-то. Вместо того, чтобы подумать, не лопнет ли белая нитка, по которой он собрался над пропастью идти. Как у них, у двух братьев, случилось оказаться в одном звании по разные линии фронта? Знают они друг о друге? Должны. Не могут не знать. Воюют? Ненавидят друг друга? Пытаются умертвить? Играют? Что?

— Даете добро? Есть. И как раз успеете тогда подкрепление нам… Да. Согласен. Не мы это начали. И я тоже не вижу другого… Есть. Принято.

Артем ждал тихо, больше даже не думал, чтобы шумом мысли не спугнуть севшую ему на плечо волшебную жар-птицу, удачу. Один шанс был на тысячу.

— Частота какая?

Криворотый связист сел к радио; Артем выдал ему частоту. Пошли шерстить эфир. Наушники Артему водрузили на голову косо: один ухо прикрывает, другой к людям развернут.

— Антенны вы наверх вывели? — спросил он. — Как отсюда ловится?

— О своем лучше думай, — посоветовал ему Свинолуп. — О нашем.

— А вы… Вам никогда не удавалось… Другие города услышать?

Связист, будто это его спрашивали, покачал головой.

— Нет никаких других городов, пацан, — сказал майор. — Забудь.

— Но люди же приходят… Были ведь люди из других городов? Приходили в метро.

— Враки.

— А их устраняли. Ваши же.

— Тоже враки.

— И тех, кто об этом болтал…

Глеб Иванович сощурился. Постучал стволом по железному ящику.

— Не хера потому что вранье пересказывать! Сидим тут и сидим! Душу баламутить зачем людям? Пускай мечтают, о чем сказано мечтать. О том, что победим Ганзу, всех буржуев поставим к стенке и тогда будет в метро коммунизм. И грибов всем полная норма. Тут будет хорошо. Здесь. У нас. Родину любить нужно, понял? Где родился, там и пригодился.

— Я наверху родился.

— А сдохнешь снизу!

Свинолуп хлопнул его по плечу и гоготнул. Это была первая его шутка.

Из эфирной каши высунулся голос. Майор кивнул Артему, подвел дуло к его голове, поощряя, наставляя.

— Дитмар.

— Это сталкер.

— О! Сталкер. Ну как?

— Ландыши распустились.

— Значит, весна.

Ствол влез Артему в свободное ухо, холодный, железный. Прямо в слуховое отверстие. Волновался, хотел понять, не обманывают ли.

— А мне больше зима нравилась.

— Ну иди, прячься.

Пытался скоситься на Свинолупа — но револьвер не пустил. Надо бы было считать, но не получалось. Ствол, оцарапав, втиснулся в дырку; заткнул ухо.

— Что за херня? — через дуло в мозг проскрежетал ему майор.

— Отзываем операцию, — сказал Артем. — Дитмар, отзываем…

И тут — за один миг.

Грохнуло!!!

Подскочило все, потолок распался, ввалилась пылюга, повисла в воздухе, мигнул и исчез свет, все ослепло, оглохло.

Артем один этого ждал. Только этого и ждал он.

Нырнул вбок, скованными руками рванул за ствол и выдернул из ослабивших хватку толстых пальцев, отскочил вбок.

Проморгался свет.

Конвоир валялся на полу, придавленный бетоном. Свинолуп, посеченный каменной крошкой, кровоточа, шарил вокруг. Связист так и сидел, не соображая, над своей аппаратурой.

Крики пробились через вату… Топот.

Свинолуп наконец увидел Артема.

— Руки! Руки!!!

Майор поднял их лениво. Глаза у него бегали. Искал уже, как подобраться к нему половчей.

— Встал! На выход! Живо! Ну?!

Наган сидел в руке неудобно, нехорошо, как чужой.