— Байка, ну? Дурь ведь! Америкосы, га-андоны, все начисто нам снесли, это и дите малое знает, что одна Москва стоит. Какой еще город! А Игорька Зуева на следующий день выдернули. Юдин там слушал, а Юдин тоже… Пнем надо быть, чтобы при Юдине…
— Из какого города? — Артем подобрался. — Из какого города пришли? Эти, на Черкизовской?
— Ага, — сказал ему Андрюша. — Щас я тебе.
Артем оторвался от двери, шагнул к мужику, наклонился к нему.
— Но он ведь говорил? Говорил же? Игорь этот?
— И договорился.
— Скажи! Скажи, важно!
— Ты донос на дядьку своего еще не сдал! Куда столько загребаешь? — недобро усмехнулся Андрюша.
— Идиота ты кусок! Скажи просто! Откуда?! — Артем взял мужика за ворот, накрутил материю на кулаки, прижал к стене.
— Отстань от него! Отстань! — тонко сказала Юлька. — Он ничего, ничего он не знает! Охрана! Люди!
— Хрень это все.
— А если нет?!
— И что? И что, если нет?!
— Да все! Да тогда можно отсюда валить! Из этого метро!
Андрюша, приоторванный от пола, помотал головой. Скривил харю.
— Было б им так хорошо там, лезли бы они к нам?
Артем набрал духу — спорить — и не нашелся.
— Поставь меня. Поставь, где стоял, гнида, — сказал Андрюша.
Артем поставил. Отвернулся, ушел назад к двери.
Хотел упереться в нее лбом — а она раскрылась.
— С Театральной который. На выход!
— Зря, — сказал Артем Андрюше.
— Вот и спросишь у них сам, — харкнул тот.
— Вот, товарищ майор. Это который в диверсии.
— А браслеты? Пускай в браслетиках.
Щелкнули наручниками.
— Вот это, когда сами сознаются… Всегда надо в браслетах, — объяснил Артему товарищ майор, встречая на пороге. — Зови меня Глеб Иваныч. А ты кто?
А Артем уже знал, что это Глеб Иваныч. Голос его хриплый и низкий знал. И ботинки шнурованные.
— Колесников Федор.
Как в паспорте, который ему Дитмар выдал.
— Ну докладывай, Федор.
Глеб Иваныч был кряжистый, крепкий; мясной породы. Лобастая башка лысела, толстые губы румянились. Он был с Артема ростом — не очень, значит, высок; но шире вдвое, а здоровей — вчетверо. Гимнастерка на нем не сходилась, ворот был бычьей шее узок, и в брюках бугрилось.
Сам Глеб Иваныч сел за стол, Артема оставил торчать.
— Вы не того взяли.
— Какого не того? — насторожился майор.
— Умбаха. На Театральной. Он не виноват ни в чем. Перепутали.
— А кого нужно было брать?
— Другого.
— А. Ага. И ты его пришел выручать?
Майор сразу заскучал.
— Он не диверсант никакой. Он инженер из театра, — сообщил Артем.
— Ну а признался, что диверсант.
— Так ведь… Наговорил он. Он наговорил на себя.
— Это уж его беда. У нас все подписано.
И что дальше?
Комната была просторная, но простая до строгости. На полу линолеум свертывается, в углу сейф серым кубом, стол разве вот богатый, трофейный — и сдвоенный профиль на стене. Все.
А нет, не все.
Что-то тикало еще. Артем оглянулся: сзади, над входом — висели часы. Недавно только им виденные — совсем в другом месте. Простые часы: стекляшка в синей пластмассе. На циферблате щит изображен, и в него воткнутый меч, и еще буквы в строчку — все заглавные, через дефис. «ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ». Было без десяти минут десять.
— Спешишь куда, Федор? — спросил его майор. Ухмыльнулся. — Опаздываешь?
— Часы интересные.
— Часы что надо. И я вижу на этих часах, что меня ждут дела. У тебя все, Федор? Я бы с тобой попозже продолжил.
— Мне с ним надо переговорить.
— А вот этого никак не получится сделать. Он тебе кем приходится? Родственник? Или коллега?
— В чем он признался? Он не диверсант. Он на Рейхе и не был никогда. Это не его вы искали. Другого.
— Нет, Федор. Мы искали его. Петр Сергеича. И Рейх тут ни при чем. Вот, — майор помахал какой-то жирной бумажкой. — Ориентировка. Из центрального аппарата. Центральный аппарат ошибаться не может.
Значит, это не за ним, не за Артемом, приходили? Умбах сам виноват?
— У тебя все? — Глеб Иваныч поднялся. — А то у меня на десять назначено.
Он нагнулся к сейфу, поколдовал, скрипнул заслонкой; и вытащил черно-серый тусклый от царапин револьвер.
Тут Артем вспомнил, что именно у майора назначено.
— И что… Что теперь с ним будет, с Петром Сергеевичем? — спросил он пересохшим горлом.
— К высшей мере, — приговорил майор. — Ладно, Федор. Дождись завтра. Завтра с тобой будем еще разговаривать. Чувствую, разговор у нас некороткий выйдет. Что-то ты хочешь мне сказать, а мнешься. Надо тебя расшевелить как-то, а со временем сегодня, как назло, туго. Дела.
Он пошарил там же, в сейфе, достал из коробки пригоршню медных болванчиков, рассыпал их по столу. Выкинул у револьвера барабан, стал фаршировать его тупоголовой смертью. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. И еще осталось.
— Его нельзя стрелять! — крикнул Артем. — Умбаха!
— Почему?
— У него сведения… Он радист. И он знает что-то…
— Все, что он знает, знаем и мы, — успокоил его майор. — От нас секретов быть не может. Все. Иди, проспись. Тут меня… люди ждут.
Глеб Иваныч почесал, погладил себя по напряженному гульфику, потянулся сладко.