Метро

— Мне срочно! Срочное донесение!

— Донесения в армии, — подмигнули ему. — А сюда с доносами.

Пролязгали по ушам, по голым нервам засовом снаружи.

Посмотрел на соседей: женщина с тушевыми глазами и с вытравленной в желтое челкой, остальное в комочек на затылке собрано, и угрюмый малорослый мужик с белыми бровями и ресницами, остриженный как попало. Шкура у него была дубленая и загорелая, как у алкоголиков.

Умбаха в камере не было.

— Присаживайся, — сказала женщина. — В ногах правды нет.

Мужик сморкнулся.

Артем примерился к скамье и остался стоять, как будто от этого быстрее его бы приняли, выслушали и согласились отпустить радиста на все четыре стороны.

— Тоже думаешь, сейчас вот сразу разберутся, да? — вздохнула женщина. — Мы-то третий день тут вот так. И хорошо, может. Они тут разбираются так… Что лучше б и не разбирались.

— Помолчи, — простонал мужик. — Хоть сейчас бы ты помолчи.

— Сюда дядьку передо мной не приводили? — спросил Артем у нее. — С усами такого? — он руками показал, как бессильно свисали у Умбаха усы.

— Не было. И без усов не было. Одни кукуем. Друг друга вон грызем.

Мужик отвернулся к стене и с ненавистью заковырял ее ногтем.

— А ты что натворил-то?

— Ничего не творил. Дядьку вытащить надо.

— А дядька что сделал?

Артем посмотрел на ее телесные колготки, все в шрамах заштопанных, на ее руки — синяя кровь течет под кожей совсем близко, распирает. Глаза из-за черной каймы сперва кажутся большими и страстными, как в последний раз, а на самом деле — нет, обычные. Улыбка морщинистая. Морщины усталые.

— Дядька тоже ничего. Мы с Театральной вообще. Жили и жили себе.

— И как вам там, на Театральной? Хреново, небось? — она посочувствовала.

— Нормально.

— А нам тут говорят, вы друг друга доели почти уже. Врут, что ли?

— Юлька! Ну ты не дура? — окликнул ее мужик.

— Мы-то тут хорошо живем, — вспомнила Юлька. — Нам-то так, в принципе, и насрать, что у вас там, — она подумала, посомневалась. — За грибами-то подолгу стоите?

— Как — стоим?

— Ну вот в конец очереди встал. Каким номером будешь?

— Какая очередь? Деньги есть — купил.

— То есть — деньги? Купоны, что ли?

— У нас тут, — вмешался мужик, — не нужны деньги никакие. У нас кто работает, тот и ест. А не как у вас на вашей Театральной. У нас трудовой человек под защитой.

— Ладно, — сказал Артем.

— Жрите сами ваши деньги, — добавил мужик.

— Ну что ты, Андрюш, напал на него? — заступилась Юлька.

— Подсадили мурло какое-то, а ты ему и титьки еще покажи! — Андрюша харкнул под себя, но как бы и в Артема.

— А то вдруг тебе титьки мои занадобились, — улыбнулась она мужику.

— Я не провокатор, — сообщил сам себе Артем.

— Я вообще ничего не хочу знать, — сказал Андрюша. — Это все не мое дело.

Помолчали.

Артем прислонился ухом к двери. Было тихо.

Посмотрел на часы. Что там Дитмар? Верит ему еще? И сколько еще согласится верить?

— Вообще, что ль, очередей нет за грибами? — спросила Юлька. — А сколько в одни руки дают?

— На сколько денег хватит. Патронов, — на всякий случай объяснил Артем.

— Дела! — восхищенно сказала Юлька. — А если вдвоем прийти?

— Что?

— Тогда обоим дадут, сколько хватит?

— Ну да.

— Зажрались, бляди, — сказал Андрюша. — Ты думаешь, они чьи грибы жрут? Наши с тобой! У нас дети с голоду пухнут, а эти жируют!

— И ничего не пухнут! — испугалась Юлька. — У нас и детей-то нет.

— Я конфигурально. Образно, то есть, я.

Он уставился на Артема с тоской и чувством только что совершенной непоправимой ошибки; заливаясь багровым.

— Он не говорил такого, — попросила Юля Артема. — Хорошо?

Артем пожал плечами. Кивнул.

— За собой последи! — рявкнул Андрюша жене. — Манда! Не балаболила бы, были бы дома. А то тебя Ефимовы ничему не научили!

— Ефимовы-то ведь молчали, Андрюш, — прошептала та. — Их так взяли. Ни словечка никогда от них против… Против.

— Значит, было за что! Было, значит! — шепотом же крикнул он. — Как это — вот так, ни с того, ни с сего людей возьмут и… — он схаркнул. — И всю семью.

— Что — всю семью? — спросил Артем.

— А ничего! Что надо!

— Да я только что сказала-то? Что грибов не хватит на этот год. Что неурожай в совхозе, из-за хвори… Из-за гнили белой. Голодать будем. Ну это же так все! Я ведь это не из головы взяла! А они: клевета… Эта… Пропаганда…

— Кому сказала-то? Дура ты пиздливая! Дементьевой Светке сказала! Ты про Дементьевых не знаешь, что ли?

— У Дементьевых Дашка в консервном цеху стоит, она будто сама не понимает!

— Стоит и помалкивает, значит! Людей не за такое берут! Васильеву за что? Что «Господи, помилуй» перекрестилась! А Игоря вон из сто пятой за что забрали? На перекуре болтал, что на Черкизовскую люди пришли снаружи.

— Из какой снаружи? И что?

— Не из Москвы. Поверху откуда-то. Из другого, типа, города. И без химзы пришли якобы. Ну и что тут такого? В этом-то что? И ясно, что байка. Типа, всех этих иногородних до единого враз замели и тем же днем… — он чиркнул пальцем по горлу.

— Не показывай на себе! — испугалась Юлька.