Метла системы

3. Монро Концеппер приходит к психотерапевту, чтобы обкатать на нем свои идеи. Одна из идей Концеппера: феномен современного тусовочного танца несовместим с застенчивостью и грозит умопомрачительно неприятными ситуациями (очевидный источник: смешанная вечеринка Амхёрст/Маунт-Холиок 1968 года) мало-мальски застенчивому индивиду. Современный тусовочный танец есть попросту извивательство под суггестивную музыку. Он нелепый, глупо выглядит и истязающе постыден для исполнения. Он абсурден, и все-таки танцуют решительно все, и именно тот, кто не хочет делать что-то нелепое, чувствует себя не в своей тарелке, неуютно и застенчиво… словом, нелепо. Прямо по Кафке: человек, который не хочет делать что-то нелепое, есть нелепый человек. (Идея: Кафка на смешанной вечеринке Амхёрст/Маунт-Холиок, имя не упоминается, только инициалы Ф. К., единственный, кто не танцует…) Современный тусовочный танец – зло.

4. У психотерапевта, которого посещает Монро Концеппер, есть передвижное кресло, как у этого идиота Джея. Беспощадно высмеять Джея в историях о Концеппере. Выставить Джея идиотом.

10. 1990

/а/

На краске с правого бока игрушечного красного автомобильчика Линор Бидсман виднеется паутина царапин, потому что у подъездной дорожки к дому Элвина и Кларисы Гишпанов в Кливленд-Хайтс обитает огромный враждебный бурый кустарник, ощетинившийся весьма колючими ветвями. Куст распростерся практически на полдорожки и истово царапает все, что едет или шагает мимо. «Крытч» – вот что слышала Линор, когда колючки скрипели в металлических бороздах на боку ее машины, ну или скорее «кры-ы-ы-ы-ытч», будто ногтями ведут по алюминиевой обшивке, у Линор от такого зуб на зуб не попадал.

Единственная другая сколь-нибудь раздражающая особенность дома Гишпанов – то, что дверная ручка торчит ровно посередине входной двери, а не с правого или левого края, где дверным ручкам вообще-то полагается быть, и что дверь, когда ее открывают, всегда не столько распахивается, сколько как бы падает внутрь. Кроме того, есть еще один не очень существенный факт: дом как-то смешно пахнет внутри, будто на изнанке некоторых ковров в некоторых комнатах растет что-то не совсем то.

Однако в целом это очень милый дом, двухэтажный, кирпичный, с большой навороченной антенной на крыше, дом, в котором живут Элвин Гишпан, Клариса Гишпан, Камношифр Гишпан и Лопатула Гишпан (последнюю назвали в честь Руфи Лопатулы Гишпан, матери Элвина Гишпана).

Элвин Гишпан, вице-президент по рекламе и куратор замеров восприятия продуктов в «Продуктах детского питания Камношифеко», открыл дверь на звонок Линор, проворно отступил в сторону, когда дверь как бы упала внутрь, на него, и пригласил Линор войти, а потом крикнул Кларисе и детям, что Линор пришла. Элвин немедленно предложил Линор джин.

– Нет, спасибо, – сказала Линор. – От джина я кашляю.

Элвин Гишпан был без ума от джина. Линор попросила газировки с лаймом.

– Ты же знаешь, вечером семейный театр, – сказал Элвин спокойно, когда они шли в направлении гостиной.

– Клариса сказала по телефону. Только мне реально надо с ней поговорить. Я типа надеюсь, что заловлю ее в антракте или как-то так.

В гостиной под свисающими мексиканскими ацтекскими ткаными гобеленами, запечатлевшими солнца и богов-птиц с головами под углами, не соответствующими положению шей, Камношифр, пять лет, и Лопатула, четыре, играли в «Желоба и лестницы» с Кларисой, двадцать шесть, которая только якобы играла в «Желоба и лестницы», а на деле смотрела повтор Олимпиады по телевизору, подготавливаясь к семейному театру джином с тоником. Было без четверти восемь.

– Эй, ребята, вот тетя Линор пришла играть с вами в «Желоба и лестницы», – сказала Клариса. Подмигнула Линор.

– Суперически, – сказала Линор.